Джон сделал небольшую паузу, чтобы стереть с брови пот, делая глубокий вдох и закрывая глаза, отдыхая несколько секунд – сколько осмелился – а затем снова толкнул свой груз. Телега, которую он толкал, была загружена телами; восемь или девять, полагал он, и весила тонну. Он толкал изо всех сил, его мышцы напрягались, горели, его тело молило только о том, чтобы лечь и отдохнуть, но он продолжал идти, зная, что если он будет колебаться или упадет, то будет казнен на месте; машинам не были нужны слишком слабые для работы люди.
Джон никогда в жизни не чувствовал себя таким истощенным; даже во время тренировок в джунглях Южной Америки со своей мамой, по крайней мере, тогда он мог время от времени отдыхать. Он работал в мрачной рутине лагеря последние три недели: блоки ликвидации начинали с первыми лучами солнца, первые ежедневные партии грязных, голодных, напуганных, приговоренных заключенных сгонялись Т-70-ми в камеры ликвидации и отравлялись каким-то газом. Джон слышал отвратительные, мучительные крики тех, кто был внутри, каждое утро, слыша, как их крики становились хриплыми, когда газ начинал действовать, превращаясь в кашель и рвоту, а затем совсем стихали.
Вскоре после этого, рабочих выводили из жилой зоны – чуть больше большого сарая с тонкими, изодранными больничными матрацами, разбросанными по земле – и заставляли работать, транспортируя трупы недавно убитых от газовых камер до трех печей больницы для утилизации. Они работали без остановок восемнадцать часов в сутки; наручные часы Джона каким-то образом остались после битвы с Кромарти и последующего захвата неповрежденными, и он отметил, что ликвидационные и крематорные блоки заканчивали каждый день в полночь и машины загоняли их обратно в грязную спальную зону на ночь, позволяя им примерно шесть часов отдыха в сутки.
Джон знал, что машины не заботились о своих человеческих заключенных, но полагал, что Скайнет знал, что они нуждались в отдыхе, чтобы функционировать, и представлял им абсолютный минимум для поддержания рабочих нагрузок. Этого не было достаточно для всех; Джон был свидетелем, как несколько мужчин и женщин падали в обморок от истощения, а затем были жестоко казнены. Еще несколько пытались бежать; их головы присоединились к голове Клеменса на ограждении периметра, глядя в лагерь для сдерживания потенциальных беглецов или мятежников.
Джон дотолкал свою тяжелую телегу до печи и начал тащить тела к огненному входу, неловко вздрагивая и не имея возможности защитить лицо от обжигающего жара. Он отвернулся, не желая смотреть на их лица, их бледные, липкие, одутловатые тела; выражения мрачного портрета мучительной боли, страха и замешательства их последних мгновений. Он старался не смотреть, но не мог не чувствовать, что они все еще были теплыми; блоки ликвидации были настолько эффективны, что с момента смерти до кремации проходили считанные минуты и измерялись они лишь скоростью несчастной души, толкающей их от скотобойни до крематория. По крайней мере, яркие огни внутри лучше освещали ночь. Хотя была ночь, лагерь был хорошо освещен, яркие прожекторы во всех четырех углах лагеря, а также огни, расположенные на внешней стороне больницы, светили на территорию лагеря, позволяя рабочим видеть, что они делали. Но все еще оставались рассеянные вокруг участки темноты, где были разбиты лампочки, и печь, которую загружал Джон, располагалась в одном из таких темных пространств, оставляя его полагаться на свет от огня, чтобы видеть, что он делал.
Он толкал в крематорную печь одно тело за другим, каждое кремировалось без похорон, это казалось Джону совершенно неправильным. Он боролся с одним телом; труп был слишком тяжелый, а его собственное тело слишком слабо, чтобы поднять его. Мешало то, что тело когда-то страдало патологическим ожирением, мужчина средних лет, который, казалось, весил больше, чем он и Кэмерон вместе взятые. Джон болезненно подумал, не удивительно, что Скайнет не захотел оставить этого парня, а потом ругал себя за то, что так подумал. Он пытался научить Кэмерон, как каждая жизнь была драгоценна и должна была быть сохранена. Ее философия, если ее можно было так назвать, была в том, что жертвы были необходимы. Его философия была иной; сохранить каждую жизнь, которую они могли, любой ценой. Он осознал, что в течение всего двух недель его это начинало волновать все меньше и меньше. Он тихо умолял себя засыпать каждую ночь, скорбя о Кэмерон и своему жалкому состоянию. Сперва он оплакивал мертвых, которых сжег, затем начал загонять это вглубь, подавлять это, зная, что он ничего не мог сделать для них.
Джон поднимал тело с такими усилиями, которыми только мог, поднимаясь с колен и каждый мускул его ног, спины и рук были напряжены, горели. Он держал его, прижал к стене печи, и пытался подтолкнуть выше ко входу в печь, немногим более пяти футов (1,52 метра) над землей. Он толкал и кряхтел, стараясь изо всех сил, но это было бесполезно, он чувствовал, что его хватка ослабевает, тело сползает несмотря на все его усилия.
«Давай… давай!» ворчал Джон в разочаровании и страхе. Три дня назад он видел, как заключенная изо всех сил пыталась поднять тело в печь. Боролась и не смогла, бедная женщина была там дольше, чем Джон, и была слаба от голода и усталости, и бросила тело, которое пыталась поднять во вторую печь. Находящийся поблизости Т-70 был свидетелем этого и решил, своим несложным разумом, уничтожить ее. Джон фактически видел работу простых мыслительных процессов машины; вместо того, чтобы просто выстрелить в нее, это взяло ее и бросило в печь – экономя боеприпасы, без сомнения; очень эффективно, с горечью думал Джон. Он был следующим в очереди за ней и должен был продолжать загружать тела после нее, неудачно пытаясь блокировать ее жалкие, мучительные вопли, когда она сгорала заживо. По крайней мере, это длилось не долго.
Джон боялся, что та же участь сейчас постигнет его. Он толкал и боролся, но безрезультатно; он больше не мог держать его. Нет, пожалуйста! Джон просил свое тело держаться, пытался заставить мускулы сделать один последний толчок, но ничего не вышло. В любую секунду машины могут подойти к нему, и он будет застрелен, если ему повезет…
«Подвинься, парень,» Джон услышал за спиной голос с ирландским акцентом, когда высокий, черноволосый, одетый в камуфляж мужчина захватил тучный труп и толкнул вместе с ним. Вместе они затащили тело в печь, оба отскочили от дыры, когда бушующий огонь взметнулся вверх в ответ вновьприбывшему, подобно тому, как брызги воды взлетают от брошенного камня, пламя яростно поползло вверх, едва не задев пару.
«Спасибо,» пробормотал Джон человеку, когда возвращался к своей пустой телеге, оставляя своего незваного спасителя выгружать тела в крематорную печь. Он не был неблагодарным, но был уверен, что его спасение было лишь временной мерой. В следующий раз может и не быть никого, чтобы помочь ему, а машины казнили всех рабов, которые не могли или не хотели работать.
Он толкнул пустую телегу назад к газовым камерам, его усталое тело радовалось этой временной передышке – толкание пустых телег было практически единственным временем, которое было у рабочих Столетия для отдыха в течение дня. Джон толкал телегу мимо главного здания больницы, мгновение смотря внутрь. Он был здесь уже три недели, и не видел никого – по крайней мере, никаких людей – кто бы входил или выходил из больницы. Один T-70 стоял на страже перед главным входом, запрещая вход любому, кто полностью не состоял из металла. Джон с любопытством посмотрел на него и задался вопросом, что там – если вообще что-нибудь – происходило. Но он так усиленно работал, что ему едва хватало энергии даже думать об этом.
Однако, Кэмерон была совсем другим делом. Он думал о ней даже при том, что это причиняло ему боль. Он обдумывал последний раз, когда ее видел, по крайней мере, сотню раз. Могла ли она выжить? Он не знал. Она выглядела столь же плохо, как Дядя Боб, после того как едва победил Т-1000; принимая во внимание, что у нее все еще были все конечности, но металлический осколок в ее груди, ужасные ожоги на коже, искривленное и деформированное колено. И Дяде Бобу удалось вернуться в онлайн; Кэмерон не подавала никаких признаков перезагрузки. Ее голова, из того, что он видел, выглядела нормально, так что ее чип не должен был быть поврежден. Но он не мог знать наверняка, и эта неопределенность причиняла Джону больше боли, чем что-либо еще.
Он также думал о том, как он относился к ней последние несколько дней, прежде, чем они были разделены; он был холоден к ней, недоволен тем, что она самовольно ушла, и чуть не была уничтожена – обвиненная в нападении на Дерека. Она думала, он предполагал, что это была она, а он ничего не сделал, чтобы успокоить ее. Он ненавидел себя за это, за то, что вбил клин между ними еще раз; когда она нуждалась в нем, он подвел ее. Он подвел всех. Как, черт возьми, он должен был быть каким-то мировым лидером, каким-то мессией, он не знал. Конечно, он проделал хорошую работу в Шайенн Маунтин, но как только он взял свои силы в дорогу, чтобы возглавить другие подразделения, они подчинялись его приказам, но по-прежнему оставались к нему подозрительными. Больше всего им не нравилось, что Кэмерон была рядом с ним.
С момента битвы в Зоне 51, когда была раскрыта истинная природа Кэмерон, доверие к нему падало подобно камню, он видел это в их лицах; Райана, Перри, даже Дерека. И он не мог винить их; он никогда не был хорош в этом; в лидерстве, в борьбе. Он облажался, и в настоящее время Кэмерон была практически мертва – лежащая выключенной в руинах Лас-Вегаса, возможно навсегда – а предсказанный спаситель человечества беспомощно трудился в гавеном трудовом лагере, ожидая падения, ожидая своей очереди быть казненным и брошенным в печь, сожженным дотла и забытым.
Джон достиг блоков ликвидации, устало опираясь на свою пустую телегу и ожидая следующей загрузки тел. Каждый из двух блоков ликвидации – гаражей с надписью ‘Машины скорой помощи’ над дверями – выпускали около сорока человек каждые полчаса. Гаражные ворота были закрыты и за ними была тишина, указывающая, что газ подействовал и убил тех, кто был внутри. Двери скоро открылись, чтобы выпустить газ и предоставить Джону и его коллегам рабочим вход внутрь для загрузки тел в их телеги.
Джон посмотрел на лагерь и увидел, что еще одна Скопа приземлилась на участок травы между зданием больницы и забором, ее посадочные огни ярко светили сквозь тьму ночного неба. Из больничного входа вышла та же тройка Т-70-х и тяжело пошла к транспорту, вытаскивая из задней части новых захваченных людей и выстраивая их для клеймения. Скопы приземлялись постоянно в течение дня, каждый день, и выгружали новые приговоренные души в отвратительную убогость лагеря. На сей раз, в отличие от многих других, включая прибытие Джона, никто не пытался бежать; они были либо слишком напуганы, либо слишком потрясены, чтобы предпринять какие-либо шаги к побегу.
Джон не знал, было ли хорошо или плохо, что они остались на месте; быстрая смерть от орудийного огня казалась привлекательной по сравнению с ужасающий систематической утилизацией, с которой приговоренные столкнутся позже. Скверно, изрек он, когда смотрел. Машины заклеймили их всех и загнали в больший вольер в лагере, ожидая распределения. Учитывая количество людей, застрявших в лагере - возможно, несколько тысяч, Джон предположил о стесненных условиях внутри, люди упаковывались, как сардины с малым местом или без места для перемещения - у них будет день или два, чтобы обдумать свои судьбы, стоя рядом, как скот, прежде чем придет их очередь быть уничтоженными, систематическими отравлениями газом, как раздражающие тараканы.
Джон наблюдал за вновьприбывшими, когда ждал, чувствуя себя виноватым, что спокойно наблюдал за их приговором, отвлеченный от своих несчастных мыслей о судьбе Кэмерон и своей собственной.
Его часы внезапно просигналили, снова и снова, поскольку тревога сигнализировала полночь, и как будто по его часам, прожекторы отключились, оставляя в лагере только более тусклые огни на больничных стенах. Он вздохнул с облегчением в темноте; это означало конец еще одного дня несчастного рабства. Машина прошли в часть лагеря с рабочими и начали загонять всех обратно в их грязную спальную область, хотя никого не нужно было принуждать к отдыху. Джон отпустил пустую телегу и сунул руки в карманы брюк, его голова патетично висела, когда он неторопливо шел назад.
Когда он добрался до спальной области, то увидел еще один необычный вид; Т-70 с двумя руками – тот, что клеймил вновьприбывших – прошел с большим, промышленных размеров бочонком, положил его на землю, и ушел, оставив их одних на ночь. Заключенные столпились вокруг бочонка и отталкивали друг друга в сторону, борясь за право подойти первыми. Джон схватил грязную миску и ложку из кучи в одном углу комнаты и ждал, пока большая часть толкающихся успокоится, пока он не доберется туда, наполнит свою миску со дна бочонка, и унесет подальше ото всех остальных.
Машина с двумя руками, Т-71, как Джон называл ее в частном порядке, бросала бочонок разбавленной, серой, дурно пахнущей жидкости каждый день; в полночь, когда лагерь закрывался на ночь. Джон сел за пределами строения, поставил свою миску на пол и вытащил две фотографии; одну с ним и Кэмерон, его рука обнимала ее плечи, и он корчил смешную гримасу, в то время как лицо Кэмерон оставалось безучастным и стоическим. Одно из счастливейших времен, которые были у них до Судного Дня. На другой была его мама, сфотографированная, когда она была моложе, сидящей в джипе с немецкой овчаркой рядом с ней, на ее голове был пестрый платок, а на фоне штормовые облака над пустыней. Она, возможно, была не на много старше 19-ти или около того.
Он погрузил ложку в миску и неистово ел, сгребая ‘еду’ в рот так, быстро, как мог. Он не был точно уверен, что это было; какой-то мясной бульон или очень разбавленная тушенка. Откуда бы ни было это мясо, он не знал. Он не хотел даже думать об этом. Он сидел один, вне спальных помещений, и ел в тишине одиночества, стискивая зубы на куске, требующем жевания, ужасного мяса, заставляя пищевод открыться и проглотить его, и уже в который раз задавался вопросом, что же это, черт возьми, на самом деле было за мясо.
Как всегда, ночью, когда у него не было занятия лучше, он сидел в одиночестве, пока ел, и его разум уплывал к Кэмерон. Он пытался вспомнить, что у них было вместе; их первое и единственное настоящее свидание; ночь после него, впервые они занимались любовью и продвинули свои отношения дальше, чем он когда-либо себе представлял; и ее день сборки, когда они провели день, блаженствуя вдвоем.
Вместо этого, его разум размышлял, как плохо он относился к ней. С тех пор как он обнаружил, что она была машиной, и они отправились в 2007, он относился к ней со смесью холодности, раздраженной терпимости и случайного безразличия. Она все время привлекала его, но он стыдился самого себя за то, что чувствовал что-то к машине, которая, как предполагалось, была врагом. После того, как она вернулась к своей исходной программе Скайнет и пыталась убить его, он едва признавал ее существование; взамен он отмахнулся от нее, чтобы проводить время с Райли – пытаясь забыть то, что произошло и похоронить свои чувства к тому, в чем он не видел ничего кроме холодной, расчетливой машины. Он время от времени выступал по отношению к ней с открытой враждебностью, почти не разговаривал с ней.
Отношения между ними улучшились после того, как Райли была убита, а Джесси исчезла; они стали ближе, чем прежде, становясь почти друзьями. Потом, через год после этого, его мама была убита Кромарти, и он отдалился от нее еще раз. Он заслужил потерять Кэмерон, решил он. Она заслуживала лучшего, чем он, хотя никогда не хотела никого другого, также как и он. Его свинское невежество привело к его захвату и ее убийству; даже если ее чип бы не поврежден, она все еще не перезагрузилась; без кого-либо, чтобы починить ее, она бы осталась отключенной навечно; мертвой, во всех отношениях. Мертвой, из-за него.
«Сара Риз, 2010,» бормотал Джон, читая короткую надпись на надгробии. Просто камень с двумя словами и число; ничего, чтобы указать, кем она на самом деле была, какой женщиной она была. Ничего не сказано о любящей – хоть временами чрезмерно контролирующей – матери, или преданном солдате, которым она была. Ничего, чтобы показать, что она погибла, пытаясь спасти своего сына, спасти мир. Мир никогда не узнает о ее борьбе, ее жертве, горько думал Джон. Ради Христа, это даже не было ее настоящее имя! Это было бы слишком высоким риском, сказала Кэмерон, и Дерек на этот раз согласился.
Он стоял над недавно заложенной могилой своей матери; простым каменном надгробии с ее любимым псевдонимом и годом ее смерти. Он не мог плакать; он хотел, ему очень хотелось плакать и высвободить все это, но он не мог. Он не чувствовал абсолютно ничего, бессодержательный и опустошенный внутри, единственное, что он чувствовал, это гнев.. Гнев на своего дядю и на машину, стоящих рядом с ним. Он был озлоблен на Дерека за предоставление Саре немногим большего, чем могилы для нищих, и больше на Кэмерон, в первую очередь за то, что была причиной того, что его мать была в могиле. Кромарти произвел выстрелы, но Кэмерон прекратила лечение, по сути, убив ее.
«Я сожалею, Джон,» Кэмерон встала рядом с ним, слишком близко, чтобы быть ему по душе, и смотрела вниз на могилу.
«Нет, не сожалеешь,» обвинял Джон сквозь стиснутые зубы, отказываясь даже смотреть на нее. Он ненавидел себя также, как ненавидел сейчас Кэмерон. Кэмерон, возможно, убила его маму, но умерла она из-за него. Она умерла, чтобы спасти его жизнь, защитить его, из-за его действий в будущем. То, что он делал, то, что делал будущий он, косвенно было причиной смерти его мамы. Он убил ее, столь же верно, как Кромарти, когда стрелял в нее, или как Кэмерон, когда прекратила пытаться реанимировать ее. Они все трое были ответственны, но, по крайней мере, он один сожалел о ее смерти. Он скучал по ней, хотел ее вернуть. Кэмерон было все равно, Сара была для нее ничем; в лучшем случае дополнительным оружием, в худшем – неудобством. Джон знал, что она бы без колебаний убила ее, если бы оценила его маму как угрозу или помеху своей миссии, и именно поэтому Кэмерон просто позволила ей умереть.
«Я сожалею о твоей потере,» поправилась Кэмерон, все еще стоя рядом с ним. Она знала, что люди часто хотели, чтобы кто-то был рядом с ними, когда они горевали. Для моральной поддержки, слышала она. Она это знала, но не понимала.
Да, верно, сожалеешь о моей потере, думал Джон. Всегда о нем, не более того. Это было то, как она была запрограммирована. «Ты просто не понимаешь этого, не так ли?» с горечью сказал он, отворачиваясь от нее и направляясь от ряда безымянных могил ко входу на кладбище, нуждаясь в том, чтобы убежать от всего этого, от всего.
«Куда ты идешь?» спросил Дерек, впервые нарушая свое молчание с того момента, как они приехали.
«Подальше отсюда!» зарычал Джон, вытаскивая из пояса своих джинсов пистолет и размахивая им на Кэмерон и Дерека. «Не идите за мной,» приказал он, указывая для выразительности прямо на голову Кэмерон – не беспокоясь о том, что он мог стрелять в нее весь день и даже не поцарапать ее эндоскелет. «Вы об этом пожалеете.»
Он убежал, с кладбища и дальше так быстро, как мог, не оглядываясь назад, чтобы посмотреть, не следуют ли за ним его дядя и Кэмерон, нуждаясь в том, чтобы уйти и подальше от всего этого, уйти от них. Он устал быть Джоном Коннором, решил он; все, что происходило в его судьбе, стоило ему тех, о ком он заботился. Был способ это обойти, понял он; он просто перестал беспокоиться. Он перестанет быть Джоном Коннором.
«Эй, брось хандрить, парень; еда не так уж и плоха,» Джон понял взгляд и увидел того же самого темноволосого парня, которого видел раньше, стоявшего перед ним, с более низким, более молодым, светловолосым мужчиной со стрижкой под ежик. Оба мужчины были в армейском камуфляже, запятнанным грязью, копотью и кровью. Даже после нескольких недель – по крайней мере – непрерывной работы, без отдыха, и на грани голода, они оба были внушительного телосложения и выглядели сильными. Даже без формы он мог с легкостью сказать, что они были военными.
«Я в порядке, оставьте меня в покое,» пробормотал Джон, глядя обратно в пол желая остаться затерянным в своем собственном маленьком мирке и погрузиться в драгоценные воспоминания о Кэмерон – все, что сейчас у него от нее осталось.
«Ты не в порядке,» сказал мужчина постарше, с ирландским акцентом, который Джон слышал ранее, заставлял ‘порядке’ произноситься ‘поаяядке’. Он прислонился к стене и сполз к земле рядом с Джоном. Блондин сделал то же самое с другой стороны. Джон медленно сжал кулаки, готовый действовать, если они решили начать борьбу. Даже в Столетии – Освенциме Скайнет - где у людей ничего не было, он видел, как заключенные по ночам избивали друг друга до полусмерти просто за одежду, или за миски с отвратительным мясным бульоном.
Если Кэмерон действительно была мертва, то ему было все равно, если он тоже умрет; он не мог – и не хотел - идти дальше без нее. Но он, по крайней мере, предпочел бы выбрать, как уйти, и быть избитым до смерти и раздетым догола за свою одежду было не тем, как он представлял себе свой конец.
«Успокойся, парень,» сказал ирландец. «Мы не собираемся нападать на тебя или что-то в этом роде.»
«Чего вы хотите?» нетерпеливо пробормотал Джон. Он просто хотел остаться в одиночестве.
«Мы наблюдали за тобой,» ответил он. «Ты ни слова никому не говоришь, просто ходишь вокруг и выглядишь более затраханным, чем все остальные, а мы были здесь дольше. Так в чем дело?»
«Ничего,» тихо сказал Джон, глядя в землю. «Все в порядке.»
«Не болтун, а? Это прекрасно. Я почти такой же; вот попытаться заставить этого заткнуться, вот это проблема.» он указал на светловолосого мужчину рядом с ним.
«Он ничего не сказал с тех пор, как вы сели,» ответил Джон, задаваясь вопросом, что точно собирались предпринять эти двое.
«Все же это гораздо больше, чем ты сказал с тех пор, как попал сюда. Как тебя зовут, парень?»
Джон повернул голову и подозрительно посмотрел на ирландца. Люди, которые хотели знать его имя, были, как правило, из будущего, по его опыту, и хотели либо контролировать его жизнь либо полностью разрушить ее. Он слегка прищурился, тщательно осматривая человека перед собой. Он на мгновение взглянул вниз на униформу и был рад, что более ранние выстрелы Кромарти – которые без вреда отрикошетили от колтанового бронежилета Mark. II, который он в то время носил – пробили его форму и сделали выведенную по трафарету надпись ‘Коннор’ неразборчивой.
«Джон,» просто ответил он. Он думал, что это лучше всего не кричать, что он был Джоном Коннором, на случай, если они или кто-нибудь другой пришел за ним. Он также помнил то, что сказал ему Клеменс. Даже если он им скажет, они никогда не поверят.
«Просто ‘Джон’, без фамилии?» Джон кивнул на них головой. «Разумно, парень. Я Деклан Бирн, а белокурый идиот рядом с тобой – Нил Слейтер.» Мужчина по имени Слейтер кивнул Джону, который машинально кивнул в ответ, больше из вежливости, чем на самом деле беспокоясь об этом. Он хотел, чтобы их пара просто оставила его в покое, позволив ему провести время, которое у него осталось в лагере, по-своему.
«Откуда ты?» спросил его Слейтер с характерным Нью-Йоркским акцентом, когда впервые заговорил с тех пор, как они подошли к Джону.
«Какое это имеет значение? Разве это место еще существует?» уклончиво ответил Джон, тревожный звон звучал в его голове о еще одном вопросе, который мог бы определить, кем он был.
«Из какого подразделения?» поправил Слейтер, кивая на его униформу. «Четвертая пехота, верно?» он указал на эмблему плюща на плече его униформы. Джон кивнул в ответ, немного расслабляясь от того, что они были просто очень любопытны, и не обращали внимания на то, кем он действительно был.
«Это подразделение Коннора, не так ли?» спросил Бирн. «Ты встречал старого генерала?»
«Да,» ответил Джон. «Но он не много о себе распространяется. Он также не так уж стар.» Меняя тему, он спросил, «а что насчет тебя?»
"Морские котики", ответил Бирн.
«Ты не очень-то похож на котика,» сказал Джон.
«А! Акцент,» ответил Бирн. «Ну, Слейтер котик; я прошел половину двухгодичного обмена из САС (SAS - Special Air Service - специальная авиадесантная служба), когда Скайнет взбесился.» Бирн закатал рукав, чтобы показать татуировку с крылатым кинжалом на внутренней стороне предплечья, на дюйм ниже того места, где машины заклеймили его штрих-кодом. «Чертовски рад, что они его пропустили; этот маленький приятель стоил мне состояния.»
Джон на мгновение закрыл глаза. Бирн и Слейтер – или, по крайней мере, Бирн – говорили слишком много, чтобы ему нравиться. Но он не хотел их обидеть; они были спецназовцами и могли, вероятно, сломать его шею, как прутик, даже не вспотев. Если он не мог избавиться от них, он мог бы тоже поддержать разговор, решил он.
«Чем ты занимался в котиках, или САС, или как там?» спросил Джон.
«Снайпер,» ответил Слейтер. «Бирн эксперт по взрывчатым веществам; типичный ирландец. Ты бы видел его лицо, когда он обнаружил, в этом концентрационном лагере вообще нет Гинесса. (Гинесс (Guinness) - крепкий ирландский портер)»
«Заткнись,» отрезал Бирн, усмехаясь. «Хотя он прав; я специализировался на разрушениях; могу взорвать что угодно чем угодно. А ты?»
«Я…а…Я пошел в армию прямо после школы,» на месте солгал Джон. «Мой отец был солдатом; он был убит на задании еще до моего рождения. Он был героем; он спас много жизней.»
«И ты думал, что пойдешь по стопам своего старика,» сказал Бирн.
«Да, я всегда знал, что пойду в армию; это как-то само выбрало меня.» Лучшая ложь, Джона знал по опыту, была та, в которой была некоторая доля правды, чтобы сделать ее реальной. Долгий момент молчания прошел между ними тремя. Джон пытался понять, что думать о них двоих. Бирн был очень болтлив, в то время как Слейтер казался спокойнее, их пара выглядела гораздо менее затронутой постоянным тяжелым трудом и смертью, чем он сам и все остальные в этом склепе.
«Эй, что это?» Слейтер вырвал фотографии из руки Джона и пристально уставился на них.
«Эй!» резко крикнул Джон, хватаясь за них, когда Слейтер тянул.
«Черт побери!» усмехнулся Слэйтер. «Здесь милые телочки, дружище. Столетие будет не таким уж плохим с некоторым количеством порно, эй. Кто красотка? Он поднял более старую фотографию. (прим. Имеется в виду красотка зрелого возраста. В оригинале MILF, или Mothers Id Love To Fuck, Эта фраза есть в первом ‘Американском пироге’. Примерный русский перевод – ЭМЯБТ – Эту Маму Я Бы Трахнул. Более сглаженный вариант – красотка зрелого возраста…)»
«Это моя мать,» кипел Джон сквозь стиснутые зубы. «Она умерла.»
«Ох…извини,» лицо Слейтера стало ярко-красным и он вернул фотографии без лишних слов.
«Просто игнорируй Слейтера, парень. Он немного лишен совокуплений, если ты понимаешь, что я имею ввиду. Он бы вставил бы одной из железяк здесь, если бы у них было какое-нибудь отверстие.» Слейтер слегка его ударил и ничего не сказал, немного смущенный, что оскорбил Джона. Джон задавался вопросом, что, черт возьми, они бы подумали, если бы узнали, что он был влюблен в машину, после этого последнего утверждения. Они, вероятно, пришли бы в бешенство и не имели бы с ним ничего общего, или еще хуже.
«Как вы двое оказались здесь?» спросил Джон, уводя тему подальше от фотографий.
«Мы получили задание вывести из строя авиабазу Вандерберг,» ответил Бирн. «Мы обнаружили ракеты и Коннор распорядился о грандиозной международной атаке. Мы взорвали их к праотцам, но были атакованы, когда пытались уйти. Мы все, что осталось.» Джон вдруг осознал, что говорил с теми самыми парнями, которые нашли ракеты в Вандерберге, морские котики, с чьих разведывательных фотографий началась вся эта кампания по срыву запуска спутниковой системы Скайнет.
Джона пронзила краткая вспышка гнева; если бы Бирн и Слейтрер не нашли ракеты, он никогда бы не отдал приказ о той атаке. Он никогда не отправился бы в Неваду или встретил бы труса, Райана, и он и Кэмерон никогда бы не столкнулись лицом к лицу с Кромарти, и сейчас она была бы с ним, вместо того, чтобы лежать неактивной в руинах Лас Вегаса. Однако, его гнев быстро прошел. Это не была их вина; они просто делали свою работу и давали ему разведданные. Он приказал атаковать; это была его вина, что так много было убито Скайнет в Зоне 51, его вина, что Кромарти убил всех тех людей, и его вина, что Кэмерон была фактически мертва.
Джон избавился от ненависти к самому себе, когда услышал уже знакомые, медленные и тяжелые механические шаги поднимающихся и опускающихся машинных ног. Он оглядел лагерь, к главному зданию больницы, и разглядел Т-70, приближающегося к главному входу, минуя единицу, стоящую на страже и запрещавшую вход.
«Что там?» спросил их Джон.
«Мы не знаем,» ответил Слейтер, проследив за пристальным взглядом Джона на бывшую больницу. «Никто никогда не был там. Машины охраняют его день и ночь; они никого не подпускают к нему.»
«Мы видели, что машины затащили туда десятки людей с того момента, как мы сюда попали, и ни один не вышел обратно.» Бирн задумчиво посмотрел. «Одного из моих парней забрали за день до того, как ты попал сюда. Они оглушили его током и понесли внутрь, без сознания. Надеюсь, бедолага так и не пришел в себя.»
«Что ты имеешь в виду?» сказал Джон.
«Я бы предпочел возможность поднимать тела вокруг, чем-то, что находится там. Черт, я предпочел бы быть одним из тех бедных ублюдков» Бирн указал на другую половину лагеря, где большинство обитателей Столетия слонялись как овцы, ожидающие бойни.
«Но ты не знаешь, что там,» Джон был в замешетальестве.
«Лучше дьявол, которого знаешь, парень. Кто знает, что эти машинные ублюдки делают там с людьми. Сделай себе одолжение; если машины заберут тебя туда, бейся с ними, беги, не важно; лучше проглотить пулю, чтобы ни находилось внутри здания.»
«Я в любом случае думал об этом,» несчастно сказал Джон. «Мы все в любом случае умрем здесь, почему бы не сделать это быстро?»
«Ты еще не мертв,» ответил Бирн. «Кроме того, жрачка на высоте» усмехнулся он, взяв остатки теперь холодного мясного бульона Джона и подождал, пока Джон кивнул в знак согласия, прежде чем выпил его до дна.
«Тебе это нравится?» спросил Джон, не веря, но также зная, что Бирн пытался отвлечь его. «Мы даже не знаем, что это такое.»
«Джон, помни, он ирландец,» сказал Слейтер. «Все, кроме картошкиявляется для него деликатесом.»
«Не забывай Гинесс,» сказл Бирн между большими глотками бульона, глупо ухмыляясь. Джон понял, что их взаимные подколки и беспрестанные препирательства, вероятно, спасали ох от смерти в отчаянии.
«Я должен... Я должен немного поспать,» Джон встал и пошел обратно в спальные помещения, не слушая ответа, который, возможно, дали Бирн или Слейтер. Он искал в темноте на место для сна. Прошло несколько минут переступания через людей, прежде чем он нашел достаточно места, чтобы лечь. Не было никакого матраца – они все были взяты теми, кто получил их первыми или теми, кто был достаточно силен, чтобы вырвать их у кого-то еще. Джон не беспокоился о матраце и не собирался начинать борьбу за один из них. Его часы сообщили, что у него было чуть больше четырех с половиной часов для сна, прежде чем их разбудят, чтобы начать еще один день несчастного, безжалостного труда, снова выступая в качестве гробовщиков Скайнет.
Он прокрался к месту в углу и лег на твердом бетонном полу, сняв куртку и поместив ее под себя в качестве прикрытия. Не было никаких подушек, так что он положил голову на руки, чтобы не класть ее на неудобный, жесткий, холодный пол. В свою первую ночь в лагере он для удобства снял ботинки и поставил рядом с собой, и проснулся следующим утром, обнаружив, что кто-то пытался их украсть. Он отпугнул их, но это показало ему, какие отчаявшиеся люди были в лагере; достаточно отчаявшиеся, чтобы украсть, убить, за малейший клочок одежды или кусочек пищи.
Джон закрыл глаза, пытаясь убрать из памяти жалкий плач и стон отовсюду, от тех заключенных, которые еще не спали, и потер фотографии Кэмерон и своей матери в нагрудном кармане. Отчасти, чтобы просто успокоить себя, что они были все еще там, но по большей части, чтобы зацепиться за то, что у него когда-то было: мать, которая любила его, хоть и своим странным, гиперопекающим и властным образом; и Кэмерон, его защитница, его любимая, его родственная душа, обе теперь были мертвы, из-за него. Обе погибли, защищая его, это была его вина. Он пытался быть Джоном Коннором, которого знала Кэмерон, которого знал его отец. Он пытался быть тем человеком, тем лидером. Но этого в нем просто не было.
В отличие от прежнего, сейчас он хотел быть Джоном Коннором. Он хотел возглавлять, изменить мир к лучшему. Но у него не было того, что требовалось, чтобы быть Джоном Коннором: лидером сопротивления. Возможно Дерек, или Перри, или кто-нибудь совершенно другой, придет и поведет человечество против Скайнет. Он никогда не понимал, почему это всегда предназначалось ему; что делало его таким особенным?
Что бы это ни было, он знал, этого было не достаточно. Его судьба была предрешена в лагере; он никогда не покинет трудовой лагерь Столетие. Рано или поздно, он умрет здесь, и человечество либо найдет нового лидера, либо падет. В любом случае, он больше ничего не мог сделать. Он не был каким-то великим полководцем, просто претендент на судьбу, которой он никогда не мог соответствовать; ничтожество
Я сдаюсь, думал он, когда медленно уплывал в тяжелый, прерывистый сон. Пусть кто-нибудь другой будет Джоном Коннором.
Эти пользователи поблагодарили пользователя miksamkhin за это сообщение:
OT АВТОРА: еще раз прошу прощения за еще один разрыв между главами. Я знаю, что иногда у меня уходят годы на обновления, но иногда всякие вещи, как правило, мешают и замедляют меня. А именно, мои постоянные поиски лучшей работы. Так или иначе, я собираюсь в отпуск с Майами на 8 дней, начиная с четверга, 27-го. Я надеюсь - так как у меня есть несколько свободных дней до отправления - написать еще одну главу и запостить до того, как отправлюсь. Если нет, то она немного задержится, простите. Как бы то ни было, я надеюсь, вам понравится эта глава. --------------------------------------------------------- «Еще один день в раю,» саркастически бормотал Джон, когда ждал снаружи блока ликвидации первой за день партии приговоренных душ, убитых в истребительной войне Скайнет. Он чувствовал опустошение, тошноту, и откровенно говоря, он думал, на самом деле не беспокоился о том, что будет с ним дальше. Он пришел к осознанию того, что простое преодоление еще одного дня в склепе трудового лагеря Столетие, было лучшим, на что он мог надеяться, самое высокое из его стремлений делать это в течение дня достаточно долго, чтобы отдохнуть и загрести и проглотить еще одну миску жирного отвратительного бульона.
Его разговор за ночь до этого с Бирном и Слейтером мало что сделал для поднятия его настроения; двое мужчин обеспечили краткий миг передышки от страданий лагеря самих по себе, но не сделали ничего, чтобы вытащить Джона из ненависти к самому себе или его болезненных воспоминаний о Кэмерон.
Джон стоял снаружи, слишком подавленный, чтобы даже осознать, что он и остальные заключенные, назначенные на утилизацию тел, стояли рядом, ничего не делая; усталое тело Джона было благодарно, но разум был совершенно равнодушен. Как для него были мучительны стоны и извержения кашля и рвоты, исходящие из газовой камеры. Во время своего пребывания в лагере он очень быстро научился равнодушию к страданиям других; так или иначе, не похоже, чтобы он мог что-то сделать для них; он был одним человеком, одиночкой. Никаких союзников, никакого оружия...только он, одежда на его спине, и грязная телега для перевозки трупов. Взгляните на меня сейчас саркастически думал он, могучий Джон Коннор: спаситель рода человеческого.
«Экая хохма,» пробормотал Джон, когда открылись двери газовой камеры и Джон начал нервничать, слегка дрожа при мысли о том, что проведет еще один день, сгребая жертв Скайнет в печи. Он понял, что был не настолько равнодушен к этому, как думал, когда газ рассеялся достаточно, чтобы видеть болезненные, вопящие выражения сорока с лишним мужчин, женщин и детей; их последние ужасные мгновения, навечно запечатленные на их лицах.
Все же, реакции Джона были, по крайней мере, немного притуплёнными. Он уже не отскакивал в ужасе при их виде, или инстинктивно хотел дистанцироваться от тел. По крайней мере, по отдельности, они были лишь костями и мясом - очень часто, тяжелыми костями и мясом - но это было общее отношение; бесконечный цикл смерти и бойни, грязи и боли, и человеческих страданий захватил его и отягощал его, подобно грузилу, утягивая в глубины отчаяния.
Джон поднял первый труп за день - пожилая женщина, которая, скорее всего, была поймана прячущейся, вместо того, чтобы бежать или сражаться, и не поднимала сопротивления против машин, просто надеясь на лучшее...
Перестань, Джон! ругал он себя. Это была дурная привычка, которую он получил; анализировать людей, которых он загружал для кремации, пытаясь скоротать время и отвлечься от непреодолимого чувства потери, но это лишь заставляло его чувствовать себя еще более беспомощным. Особенно когда следующее тело, которое он поднимал в телегу, вероятно, принадлежало другу Бирна; крупный, тяжелый, мускулистый мужчина в камуфляжной одежде и с бритой головой, покрытый татуировками и с пулевым ранением в плечо. Вероятно, был пойман на открытом месте, подумал Джон. Часть отряда, - конечно, к этому моменту они все были мертвы - попавшего в засаду машин, также как он в засаду Кромарти. Тем не менее, этот парень выглядел крутым, и, судя по его ранению, не сдался без боя. Возможно, он сначала был ранен, потому захвачен. Слишком травмирован, чтобы бороться или бежать, и слишком слаб из-за вышеупомянутой раны, чтобы работать, машины приговорили его к смерти.
Если у матерого солдата не было шансов, то что я могу сделать? Он задавался вопросом, когда загружал в телегу еще полдюжины тел и напрягся, чтобы развернуть ее, передвинув вперед и напрягая мускулы спины и ног, когда толкал телегу обратно к печи по скользкой грязной земле, его ноги едва могли упираться, чтобы толкать должным образом. Он поскальзывался и скользил и чуть не упал по дороге к огненной бездне печей. Джон пытался отвести взгляд от тел в своей телеге. Не хотел видеть их, не хотел думать о них. Все же, трудно было не смотреть на них; отчасти болезненное любопытстве и отчасти практическая необходимость смотреть вперед и видеть, куда он шел, держали его лицом к его ужасному грузу, его глаза, все время смотревшие на бледную, липкую кожу - освобождали от голода, в большинстве случаев, рваная, грязная одежда, и...
Будь то судьбой или случайностью, что-то металлическое блеснуло в периферическом зрении Джона, когда он отводил взгляд от тел. Он перестал толкать и встал в очередь за двумя другими телегами, готовыми тащить их груз в печи.
Джон осмотрелся и увидел, что ни одна машина не смотрела непосредственно в его направлении. Его любопытство возбудилось; наперекор своим инстинктам и обычной человеческой порядочности, он сунул руку в телегу, отодвигая холодную липкую руку и дотягиваясь до сверкающего металла глубже внизу, прикрепленного к коммандо, которого он загружал в телегу ранее. Медленно, осторожно, и все еще оглядываясь, чтобы видеть, смотрел ли кто-нибудь еще - металл или человек, Джон обхватил пальцами тусклую, черную матовую рукоятку объекта, и медленно потянул ее к себе.
Сердце Джона подпрыгнуло в груди, его дыхание остановилось и он мгновенно опустил руку вниз, между своей промежностью и телегой, сжимая объект в руке между бедром и телегой, удерживая его скрытым, когда Т-70 подошел ближе, сканируя его и других. Джон молился всем богам, что машина его не видела. Ибо в правой руке он держал пистолет.
Джон предположил, что мужчине удалось скрыть его от машин, когда он прибыл в лагерь, пряча его на себе и дожидаясь подходящего момента. Момент, видимо, так и не наступил; он ждал и ждал, надеясь найти подходящее время, чтобы использовать оружие, и продолжал ждать, пока не стало слишком поздно; его загнали в газовую камеру, как свиней по пути на бойню и он понял, что какой-либо маленький шанс, который у него был, улетучился. Судя по тому факту, что Джон не услышал внутри камеры утилизации ничего, кроме криков, кашля и рвоты, он предположил, что солдат был даже не в состоянии покончить с собой; полностью недееспособный, от газа и оставленный умирать медленной, ужасной смертью.
Идиот, возможно, рассматривал пистолет как возможность немедленно выстрелить в ближайшую машину и сбежать. Джон знал, это было бы бесполезно; для кого-то пистолет мог означать надежду, способ сопротивляться, но Джон рассматривал его - во всяком случае, на данный момент - как смертный приговор. Поэтому Джон не поднимал оружие, не стрелял, даже не смотрел на него, чтобы понять, что это был за пистолет; он сунул его за пояс своих брюк и под свою камуфляжную куртку, с глаз кого-либо или чего-либо. Он хотел проверить тело на дополнительные обоймы, но не решился; Т-70-е были тупыми, но не слепыми. Они были бдительными и малейший намек на пистолетную обойму или блеск оружейной бронзы привел бы к тому, что он немедленно будет разорван на части их миниганами.
В мыслях он убрал оружие на задний план, даже не думая о нем в данный момент, и толкнул телегу к печи, когда Бирн - который был перед ним - толкал свою пустую телегу назад к камерам утилизации для следующей загрузки.
«Еще один прекрасный день, а парень?» сказал он, поймав взгляд Джона, подмигнув. Джон просто кивнул и полуулыбнулся, когда толкал телегу к печи и схватил первое тело в пределах досягаемости. Его сердце екнуло, когда он услышал механические тяжелые шаги машинных ног, топающих в его направлении.
«О, дерьмо» шептал он, чувствуя страх и безнадежный ужас, когда топот приближался. Он повернул голову и увидел, что неуклюжий Т-70 шагал прямо к нему. Этo увидело пистолет! Он отвернулся от Т-70 и пытался сосредоточиться на поднятии тел, напрягаясь и поднимаясь. Пожалуйста, просто оставь меня в покое, дай мне работать. Он чувствовал, что заметно дрожал, когда тень машины обвила его, металлический гигант был так близко, что он мог почти почувствовать его. Он толкнул еще одно тело в печь, игнорируя пламя, изрыгнувшееся и облизавшее его лицо в ответ.
Т-70 схватил Джона за руку; стальные когти плотно обхватили его конечность и врезались в его бицепс. Обжигающие удары боли прорвались из руки Джона в его тело, такие мучительные, что он, крича, упал на колени. Другие заключенные поблизости просто смотрели или полностью его игнорировали; никто не пришел на помощь, не то, чтобы Джон ожидал от них этого. Не было никакого смысла помогать кому-либо, когда они все были приговорены.
Со стоящим на коленях Джоном, машина развернулась и потащила его через территорию лагеря; его рука была в огне, мускулы, казалось, готовы были вот-вот взорваться под давлением хватки машины. Он пытался встать на ноги, по крайней мере, идти своими силами, чтобы частично облегчить боль, но машина двигалась слишком быстро и он просто оступался о собственные ноги, постоянно спотыкался на землю. После нескольких попыток он просто поддался боли и старался думать о чем-нибудь еще. Он прежде справлялся с трудностями; вся его жизнь была трудностью, и он тренировался не замечать боль и продолжать идти, но это было иначе; была разница между болью от преодоления своих собственных пределов в достижении цели и фактически сжигающей, кипящей, раскаленной добела болью от раздавленной и почти оторванной руки.
Он закрыл глаза и попытался сосредоточить свой разум на Кэмерон. Она всегда, казалось, придавала ему силы, которые он никогда не знал, что у него были, и сейчас он отчаянно в этом нуждался. Джон просто стиснул зубы и принял это, не в состоянии разорвать или даже ослабить хватку машины. Джон закрыл глаза и стиснул зубы, концентрируясь на глубоком дыхании, чтобы отвлечь себя от боли, но хватка машины усилилась и Джон выкрикнул, когда каждый нерв в его руке закричал.
Машина отпустила его руку и Джон бесцеремонно упал на пол, схватившись за руку. Болезненные красные следы тянулись через всю его руку, мускулы уже начали наливаться фоилетовым. Джон вздрогнул, когда нянчил свою обмякшую конечность и взглянул на машину с болью и замешательством, когда та неподвижно стояла над ним. Джон думал, что понимал, что происходило; он был замечен с пистолетом и машина собиралась казнить его. Он закрыл глаза и попытался представить Кэмерон, ожесточиться и приготовился почувствовать бурю горячего свинца, которая разорвет его на части в любую секунду...
Прошло несколько секунд и Джон осмелился открыть глаза и посмотреть вверх. Машина стояла в том же положении, ее массивная рука с оружием по-прежнему была направлена в землю. Он огляделся и увидел, что они были за главным корпусом больницы; где-то, где, к его сведению, никогда не был ни он, ни какой-либо другой заключенный. Он быстро понял, что машина не собиралась убивать его - как бы то ни было, она не тащила бы его для этого. Машины просто казнили людей на месте и оставляли гнить. Нет; чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что машина что-то от него хотела. Он боялся подумать, что это было.
Его мысли перетекли обратно к пистолету в штанах. Позади больницы, он и машина были наедине; если он сделает несколько удачных выстрелов и деактивирует ее, у него мог бы быть шанс побежать к ограждению и сбежать прежде, чем прибудет какая-либо помощь. Он вспомнил лекцию Кэмерон - в ночь перед Судным Днем, и все свои последующие уроки в постели ночью, натаскивающие его на слабости машин - и пытался вызвать в воображении, как вывести из строя Т-70. Головы и пушки, говорила ему Кэмерон. Прострелить более слабую броню на их лицах и деактивировать их сенсоры и/или CPU и они станут бесполезны, или деактивировать их пушки. В любом случае это будет эффективно.
He будь идиотом! упрекнул он себя. Шансы пистолетных пуль проникнуть даже сквозь его лицо были близки к нулю; в любом случае он был бы мертв прежде чем выстрелил половину обоймы.
Его внимание вернулось к неуклюжему Т-70 перед ним, когда это подняло руку и указало на телегу у стены.
«Что?» спросил Джон, растерянный и все еще раздраженный из-за своей руки. «Чего ты хочешь?» Машина безучастно смотрела на него и держала свою руку, указывая на телегу. «Прекрасно,» пробормотал Джон, раздраженный тем, что машина, казалось, не поняла ни слова из того, что он сказал. Из лекций Кэмерон он знал, что они были тупыми машинами, построенными исключительно для убийств, что было хорошо, когда он был вооружен и стрелял в одну из них, но не тогда, когда вышеупомянутая машина была быть тюремным охранником и не могла сообщить то, что хотела.
Он нетерпеливо вздохнул и быстро пошел к пустой телеге и встал за ней, держась за ручки, будто собирался толкать ее, как делал целый день каждый день за последние три недели. Он стоял на месте, не двигаясь, когда машина напротив него делала то же самое. Джон чувствовал себя окончательно смущенным, не зная, что он должен был сделать, но очень хорошо зная, что машина, скорее всего срубит его своей орудийной рукой, если он не сделает то, чего она хотела. Он ждал несколько минут, пока его внимание не привлек грохочущий звук и серия неясных, приглушенных стуков наверху.
Джон посмотрел вверх и увидел, что он и телега были под запечатанным отверстием прачечного желоба, подвешенного над ним, выведенного из стены. Грохот доносился прямо над ним, внутри закрытого желоба. Он нервно сглотнул, задаваясь вопросом, что, черт возьми, было внутри. Что бы это ни было, он понял, что машина хочет, чтобы он куда-то это тащил. Спустя минуту или две грохот прекратился, и Джон ждал, пока то, что было внутри, упадет вниз. Что бы это ни было, он просто хотел покончить с этим, чтобы вернуться к своей несчастной тяжелой работе, даже если его тело кричало в облегчении от желанной отсрочки перевозки мертвых, его разум знал мрачную рутину лагеря и боялся перемен.
Через несколько мгновений отвращение Джона к переменам в лагере основательно усилилось, когда желоб открылся и сбросил свое содержимое на Джона и телегу. Что-то жесткое, тяжелое и мокрое ударило Джона сверху и он упал на колени и инстинктивно прикрыл голову, когда детрит (прим. Детрит - кашицеобразный продукт распада тканей.) из желоба падал повсюду вокруг него. Он открыл глаза и смотрел в ужасе, когда понял, что ударило его; скелеты сыпались как камни из металлического отверстия и падали вокруг него. Десятки, их усмехающиеся черепа бессмысленно смотрели на него пустыми глазницами. Они падали на Джона и засыпали его, он мог чувствовать слизистую влажность полосок плоти и различных тканей, которые все еще цеплялись за кости. Различные органы сыпались на землю как толстые, мясистые градины, разбрызгивая во все стороны кровь, желчь и другие жидкости, большая часть которых попадала на Джона.
Он отчаянно отталкивал трупы, пытаясь убрать их подальше от себя, когда запаниковал и метался как дикий зверь, отчаянно сбрасывая с себя тела, как будто смерть сама по себе была чем-то заразным. Он быстро дышал, почти гипервинтелировал, но зловоние разложения тел вторглось в его рот и нос, и в его легкие. Он пытался встать, пытался бежать, но его ботинки скользили на крови, которая капала с костей на пол, и он свалился на землю, наклоняясь и обхватывая руками живот, когда его разум и тело закричали хватит. Он мучительно тужился и напрягался, когда его желудок забился в конвульсиях и опустошил содержимое на пол, на те же массово уничтоженные трупы, которые валялись на земле вокруг негою. Его рвало снова и снова, бульон, который у него был прошлой ночью, чек на тела и смешивался со зловонным, отталкивающим ароматом смерти вокруг него, который только заставлял его блевать снова и снова, пока его желудок не сжался и его горло и рот загорелись.
На глаза Джона навернулись слезы, когда он чувствовал уже знакомое, непреодолимое чувство безнадежности, окутавшее его. Он не думал, что может быть хуже, но здесь было. Машины не просто убивали людей; они свежевали их заживо, снимая плоть с костей. Зачем, он не знал; но машины всегда делали что-то не просто так, в их действиях была какая-то логика. Нездоровая часть его сознания задавалась вопросом, было ли это тем, откуда поступало мясо в их бульон, и одна мысль об этом заставила его снова тужиться, едкий, жгучий вкус желчи в его рту, когда он снова сблевал и встал на колени, дрожа всем телом, когда рвался воздухом, его желудок уже опустошился на пол.
Т-70 не дал ответа на его рвоту и просто уставился на него. Все еще в слезах, Джон понял, что это ждет, чтобы он загрузил тела в телегу. Если бы он был в состоянии снова блевануть, он бы это сделал, но рвота медленно спадала и Джону удалось найти силы встать и вытереть со рта рвоту, желчь и кровь.
Он попытался думать о чем-нибудь другом, o чем угодно другом, когда медленно, аккуратно, обхватывал руками первое холодное, скользкое, покрытое запекшейся кровью тело и загружал в телегу. Было достаточно легко не смотреть на тела, но совсем другое дело было пытаться прогнать запах и чувствовать их, когда он их переносил. Он не мог игнорировать запах гниения или резкий медный привкус крови, когда она капала и мазала его руки и форму, как и не мог блокировать ощущение запекшейся крови и других жидкостей, когда они впивались в него и проскальзывали и скатывались между его пальцами, заставляя его не раз бросить груз.
Снова он закрыл глаза, пытаясь думать о Кэмерон, пытаясь представить ее улыбку, как мило она склоняла голову, когда любопытствовала или смущалась. Едва уловимый вид радости на ее лице, когда он показал кубик Рубика, который он кропотливо восстанавливал, чтобы подарить на ее день сборки, и часы, которые они позже провели в объятиях друг друга той ночью. Это не помогало; он пытался представить нежное лицо Кэмерон; ее безупречную кожу, ее глубокие, шоколадно-карие глаза и пухлые губы, но картинка сменялась улыбающимся, покрытым кровью черепом; еще одно болезненное, отвратительное напоминание о том, что она наверняка была мертва; также как и он, просто его мозг и тело пока этого не поняли. Свежие слезы потекли из глаз Джона, когда он работал, перетаскивая больше гнилых тел в телегу, пока она не была заполнена. Четырнадцать скелетов без плоти были сложены в телегу, будто были грязным бельем, но сейчас Джон перестал об этом беспокоиться. Не беспокоился о виде или запахе, не беспокоился, что их запекшаяся кровь застряла на его руках, одежде и лице, не беспокоился о мухах, которые начали жужжать вокруг нет и его гнилого груза, чувствующих запах свежей еды и спускались, чтобы объесться, как миниатюрные стервятники.
Он толкнул телегу назад к лагерю, по направлению к печам под бдительным взором Т-70, где встал в очередь, чтобы избавиться от тел, которые машины изуродовали со злостными намереньями, которые Джон не мог даже представить.
Он ждал, не утруждаясь вытирать слезы с лица, пока не достиг печи и быстро загрузил трупы в огненный вход, сжигая их в пепел, пока от них не осталось никаких следов; ничего, что бы могло сказать о том, кем они были и как умерли; они были просто горсткой из приблизительно трех миллиардов тех, кто был навечно мертв и забыт.
Единственное чувство облегчения, которое он ощущал, это то, что, по крайней мере, скелеты были легче; лишенные плоти, они составляли менее половины веса тел, которые он перетаскивал в печи последние три недели. Но физическое облегчение было ничем по сравнению с чувством отвращения и беспомощности, которое охватило его, когда он загружал кости, черепа и органы для сожжения без остатка. Джон думал, что быть насмерть отравленным газом в лагере было худшим, что могло произойти, но теперь он осознал, насколько правдивы были более ранние слова Бирна; что лучше было быть застреленным или отравленным газом, чем войти в больницу. Он быстро задался вопросом, было ли одно из тех тел, которые он только что толкнул в печи, из солдат Бирна, которых затащили в здание и оставили страдать, какая бы ужасная участь их ни ждала.
«Ни за что,» пробормотал про себя Джон, в его крови переливалась страшная уверенность. «Я не позволю, чтобы такое случилось со мной.»
Оставшийся день прошел для Джона относительно быстро; после бойни позади больницы, его забрали обратно в надлежащий лагерь, где он возобновил обычные обязанности, которые в сравнении казались почти приятными. Он молча продолжил загружать тела, не разговаривая ни с кем, держал голову опущенной и игнорировал всех, кто пытался с ним заговорить. Бирн и Слейтер произнесли несколько приветствий и спорили между собой, когда толкали свои грузы, и Джон на мгновение почувствовал к ним мучительную зависть; они могли надеяться друг на друга, тогда как без Кэмерон он был совершенно один. И конечно, они не видели того, через что он только что прошел. Ради их пользы, он надеялся, что они навсегда останутся в неведении.
Когда наступила ночь и лагерь закрылся и погрузился в темноту, Джон сел на свое обычное место за пределами хижины заключенных и прижал колени к груди, отчаянно пытаясь не плакать, желая сдержаться и сохранить это внутри, по крайней мере, пока. Он слушал, как двурукий Т-70 снова принес бочонок бульона и бросил его в центре комнаты, прежде, чем уйти. Он ждал, пока не услышал, что все заключенные дрались, толкались и стонали, когда боролись за место со своими мисками, все хотели подойти первыми, чтобы поесть, никто из них не хотел скрести дно бочонка, или хуже, полностью остаться без еды.
Как обычно, Джон услышал, что внутри вспыхнула борьба, так как некоторые заключенные не хотели довольствоваться ожиданием в очереди, и бились кулаками и ногами, кусались и царапались, делали все, что потребуется, чтобы убедиться, что получили то, что рассматривали, как свою справедливую долю помоев. Однако, Джон не был заинтересован в еде; как только он услышал, что начался шум - обычные резкие выкрики, красочные ругательства, резкие хлопки кулаков по лицам и животам, и громкий стук брошенных объектов - Джон медленно и тихо уполз от помещений для заключенных, постоянно следя за любыми признаками того, что его заметили, и двигался к другому, меньшему кирпичному строению - чуть больше одной комнаты без окон, возможно двенадцать футов на пятнадцать (3,658 x 4,572 метра), вроде того.
Благодаря всем тренировкам скрытности и инфильтрации, данным ему Кэмерон и Дереком - как бывшим инфильтратором Скайнет и бойцом сопротивления, соответственно; они оба имели большой опыт скрытого передвижения, и хорошо его тренировали. Джон добрался до входа в строение и беззвучно открыл незапертую дверь.
Он машинально нашарил выключатель, не думая, что питание, вероятно, отсутствует. Через несколько секунд слепого поиска, он нашел выключатель и щелкнул им; к его приятному удивлению, лампочки замерцали, хотя и слабо, и залили комнату темно-желтым светом, показывая, что в строении размещался аварийный генератор больницы, в настоящее время простаивающий без использования в центре комнаты, собирая пыль, как древняя реликвия.
«Хватит,»печально вздохнул Джон, когда сел в углу, прислоняясь к стене и вытаскивая из-за пояса пистолет. Когда он осмотрел оружие при тусклом свете единственной лампы, свисающей с потолка, он увидел, что это был Дезерт Игл; полуавтоматический пистолет калибра .50, ручная пушка; сказал в его голове голос, звучавший, как ни странно, как Кэмерон. Отлично, теперь я тоже схожу с ума. Он отметил, что оружие было полностью заряжено, когда вытащил магазин и вставил его на место. He важно, что это, мрачно подумал он. ОН выстрелит, когда я нажму курок, этого будет достаточно.
Он не мог больше выносить это в лагере, он просто не мог; постоянный тяжелый труд и быть окруженным смертью, жить в страхе, что он станет слабым для работы и будет либо казнен на месте, либо брошен в другую половину лагеря с другими приговоренными душами; проживая день за днем в изоляции, потеряв Кэмерон навсегда. Он никогда не был хорош в этом; он не был лидером, не был солдатом. Это могла быть его мама, или Дерек, но не он. Он не был упорным или организованным; ему лишь удавалось делать то, что он делал, благодаря Кэмерон. Она была с ним на каждом шаге пути, даже когда он пытался держать ее на расстоянии вытянутой руки.
Он полностью провалился, и будто этого было недостаточно, судьба добавила ему, когда он был вынужден тащить отвратительные, пропитанные запекшейся кровью тела от задней части больницы в печь. Это была его судьба; он умрет, один; в лучшем случае сокрушенный орудийным огнем машин, или отравлен насмерть или брошен в больницу. Джон действительно был в полном упадке; Кэмерон была мертва, он понятия не имел, что случилось с Дереком и остальными, а они были столь же неосведослены относительно него. Никто не придет за ним, никто ему не поможет; единственный человек, который мог вытащить его из этого, был он сам.
Он передернул затвор и зарядил патрон в ствол. Он ни в коем случае не собирался лечь и позволить себе умереть, как кто-либо еще в лагере. Нет, думал он. Оружие дало ему выход, средство спасения. Он вытащил фото Кэмерон и провел большим пальцем по изображению ее лица, больше всего желая, чтобы она сейчас была с ним, зная, что она бы не одобрила его план, но в глубине души надеюсь, что она бы поняла.
«Прости, Кэм,» пробормотал он, слезы снова потекли из его глаз, когда он поднес ствол пистолета к виску и начал нажимать курок.
Щелк. Нажатие курка, вместо того, чтобы вышибить его мозги и предоставить ему приятное освобождение из лагеря, наградило его лишь сухим, холостым щелчком, и слабым стуком холодного ствола по его голове и вернуло его в чувства.
«Какого черта я делаю,» спросил он себя, убирая палец с курка. Он собирался вот так просто выбросить свою жизнь? Кэмерон бы этого не хотела, и не поняла бы этого. Она погибла, чтобы защитить его, а он собирался сделать ее жертву напрасной? Он ощущал глубокое чувство стыда, вползавшее в его жилы, когда безучастно уставился на стену, все еще плача, и вспоминая другой раз, когда он подошел очень близко к тому, чтобы покончить с собой. -------------------------------------------------------------------------------------
Эти пользователи поблагодарили пользователя miksamkhin за это сообщение:
Джон сидел один в комнате Сары, не двигаясь, просто глядя в пространство. Он собственной воле убежал от могилы матери и отсутствовал несколько дней, хотя не сомневался, что Кэмерон следовала за ним, несмотря на все его угрозы, что она или Дерек пожалеют об этом. Конечно она это проигнорировала, c горечью думал он. Она не может ни о чем сожалеть, она просто машина.
Oн сделал еще один глоток виски, который его мама хранила в своей комнате, который, он полагал присутствие Кэмерон вынуждало ее временами выпивать. Он не мог больше с этим справляться; его мама, единственная, на кого он когда-либо действительно мог надеяться в своей жизни - несмотря на три года в Пескадеро - и единственная, кто реально знала, на что это было похоже для него, ушла, умерла, ликвидирована. Еще одно имя добавилось к уже длинному списку людей, которые погибли, чтобы защитить его, погибли из-за нeгo.
Bce же она была не просто еще одним человеком, погибшем за него. Он никогда не знал своего отца, так что ему было трудно оплакивать Кайла Риза, Тодда и Джанель, Мартина Беделла - или, по крайней мере, Будущего Мартина - Джесси Флорес, Райли Доусон, Доктора Шермана, людей Дерека...они все, так или иначе, погибли из-за него. Как бы безнравственно это ни было, он смирился со всеми ними. Возможно, это сделало его холодным, циничным ублюдком, думал он, но за исключением Райли, он действительно никогда не знал хорошо никого из них. И даже Райли, на самом деле, с того момента, как она, как оказалось, была лжецом, манипулировала с целью отдалить его от Кэмерон. Теперь он начал понимать, почему. Она и Джесси получили то, что хотели; теперь он видел, что Кэмерон была лишь холодным, бесчувственным автоматом. За этими газами не существовало никаких чувств, никакой души; лишь схемы и провода.
«Ну, будь проклята, Кэмерон,» невнятно произнес он, когда сделал еще один глоток из бутылки и ощутил, как крепкое спиртное прожигало его горло. Кэмерон и Дерек хотели сделать из него некоего спасителя, некоего бескомпромиссного, твердого как гвоздь командира; некоего блестящего военного стратега, но это был не он. Может это было его будущее «Я», но оно никогда не было им. У него не было того, что требовалось и он доказал это, будучи не в состоянии спасти свою маму. Он спрятался и съежился во время боя с Кромарти, в то время, как его мама, Дерек и Кэмерон в очередной раз бились в его боях за него. Если он действительно был неким крутым солдатом, если он действительно предназначался быть Роммелем, Монтгомери, и Александром Великим в одном лице; черт, если бы он предназначался быть настоящим мужчиной, он должен был взять на себя бой с Кромарти, вместо того, чтобы плакать, как жалкий маленький ребенок, и позволить людям погибать.
Он вытащил из большой коллекции своей мамы пистолет - Глок 17, ее любимый - и решил, что не позволит, чтобы кто-нибудь еще умер из-за нeгo. Пускай Дерек возглавляет сопротивление, думал он, когда прижал пистолет к виску и постучал пальцем по боковой части спускового крючка, задаваясь вопросом, почувствует ли он вообще что-нибудь.
«Да пошло оно в задницу» проворчал он. «Tы победил, Скайнет.» когда он начал нажимать на курок, дверь спальни с громким грохотом распахнулась. Голова Джона резко повернулась к двери, когда он нажал на курок и пистолет выстрелил в дюйме от его лица, дульное пламя сожгло его лоб, когда пуля пролетела мимо и зарылась в дальней стене. Кэмерон стояла в дверном проеме и мгновенно осмотрела место действия, бросилась в комнату и выхватила оружие из рук Джона.
«Отвали, Кэмерон!» выкрикнул Джон, от виски произнося слова немного невнятно.
«Ты пытался убить себя,» сказала Кэмерон, безучастно уставившись на него. Джон обнаружил намек обвинения, когда она говорила.
«Без дураков,» ответил он, его и без того тяжелые времена усугубились его машинной нянькой. «Я убью себя, если захочу; почему нет? Моя жизнь в любом случае сломана..»
Кэмерон ничего не сказала, но взяла у него бутылку и опустошила остальное содержимое - две трети бутылки - на пол, когда Джон сердито наблюдал.
«В чем, черт возьми, твоя проблема?» зарычал Джон, нетвердо вставая и изо всех сил стараясь держать равновесие.
«Тебе нельзя доверять это,» ответила она, глядя для акцента на Глок, прежде чем заправить его себе за пояс. Затем она потянулась под кровать Сары, вытаскивая и с легкостью поднимая заполненный оружием чемодан. «He прикасайся к оружию,» просто сказала она, и вышла, чтобы спрятать оружие от Джона, и помешать ему причинить себе вред каким-либо другим образом.
«He прикасайся к оружию,» повторил как попугай Джон высоким саркастическим голосом. «Я что, ребенок?» Взбешенный, что его план провалился и чувствуя себя безрассудным от алкоголя, он решил найти часть выпивки Дерека и продолжить; Дерек всегда держал всякие хорошие вещи разбросанными повсюду. Он просто все это выпьет и посмотрит, что будет; при наличии некоторой удачи он может напиться до смерти; если нет, то, по крайней мере, он крепко напьется и на несколько часов забудет о своих бедах.
Он вошел в кухню через несколько минут после ухода Кэмерон, крадясь так тихо, как мог - не осознавая, что в его полупьяном состоянии она могла с легкостью его услышать, даже если бы была лишь человеком - и распахнул шкафы, где Дерек держал свою выпивку. Он открывал один шкаф за другим и видел, что весь алкоголь его дяди пропал, несмотря на то, что Дерек только на днях ходил в магазин. Он открыл холодильник и увидел, что даже пива не было.
«Кэмерон...» кипел он. Она была намерена не предоставлять ему никакого спасения вообще. Чтож, пошла она в жопу.
Прекрасно, тогда он просто сделает сэндвич и ляжет спать. Он вытащил немного индейки, сыра, масла, листьев салата, помидоров и хлеба, и открыл ящик, чтобы достать нож, лишь обнаружив, что все ножи были удалены. Кэмерон как всегда была основательной - что было в ее природе - обеспечивая, чтобы он не мог себе навредить.
«Я теперь даже не могу сделать сэндвич?» закатил глаза Джон и громко кричал, зная, что она была где-то в доме и слышала его. «Господи Боже. Прекрасно!» Я просто приму душ и лягу спать, если мне можно доверять, что я не утоплюсь.
Он сердито затопал обратно в свою комнату и схватил полотенце, затем направился в душ, едва не поскользнувшись на кафеле в ванной, когда ковылял в душ. Горячая вода каскадом лилась по нему и барабанила по его напряженным мускулам, постепенно помогая ему немного расслабиться, когда он закрыл глаза и попытался очистить свой разум от всего и просто сосредоточиться на непрерывном потоке горячей воды на его усталом, напряженном теле, его голова немного закружилась от виски. Он наконец начал наслаждаться этим, когда дверь душа открылась и он почувствовал теплое, мягкое, гибкое тело, прижимающееся к нему.
«Кэмерон!» резко сказал Джон, когда открыл глаза, чтобы увидеть ее тонизированное, гибкое, обнаженное тело перед собой, легкую улыбку на ее лице, открывающую идеальные, жемчужно-белые зубы. «Какого черта ты делаешь?» прорычал он, бессознательно оглядывая ее сверху донизу, его глаза бродили по ее нежным изгибам, когда вода падала на ее волосы, лицо, и тело.
«В будущем люди принимают душ вместе, чтобы экономить воду,» ответила она, приближаясь на шаг к Джону, слегка касаясь своим телом его. Конечно, она знала, что делала; Скайнет разработал ее с учетом обольщения - зная, что это даст больше, чем простая инфильтрация, чтобы быть допущенной к Джону Коннору - и хотя она фактически никогда не использовала данные ей знания, она знала основы. Позднее ночное ТВ восполнило пробелы, которые оставил Скайнет.
«Это не будущее,» холодно сказал Джон сквозь стиснутые зубы, когда изо всех сил пытался преодолеть свои гормоны и ее попытки соблазнения. «И ты не люди. Так что выходи.» Он оттолкнул ее и сделал шаг назад, дистанцируясь от нее, пока его спина не коснулась стены.
Кэмерон взглянула на него, улыбка на ее лице растаяла обратно в ее обычное пустое выражение. Она была в замешательстве; секс облегчал стресс и напряжение, и последующее гормональное изменение после этого заставляло людей чувствовать себя лучше. Это было то, чего она хотела для Джона. Она не хотела, чтобы он убил себя; ее миссия не позволила бы этого, но было что-то еще, чего она не могла идентифицировать; она не хотела, чтобы он чувствовал себя плохо, видя, что расстройство Джона влияло на ее процессы и производило неприятные ощущения. Они не были физическими, и были...неприятными, единственное, как она могла их описать. Всякий раз, когда прежде она видела Джона счастливым или улыбающимся, это имело противоположный эффект.
Она сомневалась, было ли это сопереживание - после просмотра в словаре - и отклонила это как невозможное. Она была машиной; она могла идентифицировать, что чувствовал кто-то другой, основываясь на выражениях лица и физических признаках, но она не понимала этого. Тем не менее, она хотела, чтобы он был счастлив, а секс делал людей счастливыми, таким образом, это было то, что она бы ему дала. Но он отказал ей. Однако, то, что она была Терминатором, означало, что она была настойчива.
Она придвинулась ближе к Джону и потянула его голову к своей, склоняя свою голову, чтобы встретить его губы. «Я хочу тебя, Джон,» она посмотрела вниз и увидела, что произвела на него желаемый эффект. «Я хочу тебя, а ты хочешь меня.» Ее губы едва коснулись его, когда руки Джона скользнули по ее груди, и изо всех сил пихнули ее назад. Ее ноги скользили по гладкой, влажной эмали дна душа и она упала назад, разбивая стеклянную дверь душа и сильно ударяясь затылком о раковину, когда приземлилась на спину на пол.
«Я хочу, чтобы ты... сгорела, Кэмерон!» он впился в нее взглядом, как в нечто отвратительное, когда вышел из душа, тщательно избегая битого стекла вокруг нее, когда она безэмоционально сидела на полу, покрытая маленькими кусочками разбитой двери. «Когда ты стала плохой, я должен был позволить маме и Дереку убить тебя.» Он бросил на Кэмерон сверху вниз последний ненавистный взгляд, прежде чем обернуть вокруг талии полотенце и ринуться в кровать. ------------------------------------------------------------------------------------------------ «Прости, Кэм,» пробормотал про себя Джон, желая, чтобы они были вместе в более беззаботные времена; если бы он только раньше понял, чем она на самом деле была, на что была способна, тогда, может быть, они провели бы вместе больше времени. Они были вместе три месяца с того момента, как Судный День обрушился на них. Тем не менее, в эти три месяца, пока они любили друг друга, стоили целой жизни, и Джона тошнило от самого себя, что он собирался выбросить все это теперь; самоубийство было бы последним, чего хотела бы Кэмерон.
Она бы этого не поняла. Прежде она рассматривала свое самоубийство и дала ему средства, чтобы убить ее. Хотя у нее это был акт самоотверженности, вытекающий, как он теперь знал, из ее неподдельного страха за то, что она была опасна для него. У него же это был акт жалости к себе, и неспособности продолжать. Она сказала ему, что он очень повзрослел с тех пор, как они встретились в Нью-Мексико; она говорила, что с тех пор он опережал сроки, в которые должен был учиться, и несколько раз после Судного Дня она говорила ему, что он превратился в великого лидера. Он на самом деле не верил в это; особенно теперь, когда показывал свою истинную слабость.
Нет, он не пойдет той же дорогой, которой прежде шел дважды. Кэмерон пожертвовала всем, чтобы он жил; не из-за своей миссии, а потому что любила его. Если бы он сейчас убил себя, то это был бы плевок в лицо всему тому, во что она превратилась, всему, что она сделала для него, и всему, что они разделили. Нет, он сделает все, что сможет, чтобы убедиться, что она не умерла напрасно, чтобы сделать ее жертву достойной.
Дверь генераторной медленно открылась и Джон в мгновение ока вскинул пистолет перед собой, готовый вступить в бой с обнаружившим его Т-70.
«Эй! Стой!» Бирн бросил миску бульона, которую нес для Джона и инстинктивно вытянул руки, чтобы оградиться. Джон глубоко вздохнул с облегчением, переводя дыхание, он не знал, что он держал, и опустил оружие к полу; обрадовался видом грязной зеленой униформы и копны черных волос, вместо неуклюжей металлической машины.
«Господи, парень, ты напугал меня до чертиков! Где, черт возьми, ты это взял?» указал он на Дезерт Игл.
«Не важно,» сказал Джон, вставая, глядя на оружие, будто это была сила Господня, которую он держал в своих руках. Он знал, это было не так. Он не питал никаких иллюзий; дезерт игл был не большим активом против бронированных машин для убийства, но это был инструмент. А там, где был найден один инструмент, безусловно, будут другие, которые он сможет использовать. «Мы выйдем отсюда, у меня есть идея.» ----------------------------------------------------------------------------- ОТ АВТОРА: Не очень много по части диалогов, простите. Это еще одна глава главным образом направлена, чтобы изобразить страдания Джона в лагере и развивать будущие главы, хотя в последующих главах будет больше диалогов. Дайте мне знать, что думаете. Будем надеяться, что, как я уже сказал, смогу запостить еще одну главу прежде, чем уеду в отпуск.
Эти пользователи поблагодарили пользователя miksamkhin за это сообщение:
Даа, глава жесткая, но действительно интересная! Особенно конец многообещающий! На самом деле, также хочется вернуться к контексту от лица Кэмерон, и посмотреть, что она теперь, одна, без помощи кого либо, собирается делать дальше. Ей также надо и себя спасти каким то образом. Посмотрел оригинал, и как я понял, это будет через одну главу.
Эти пользователи поблагодарили пользователя MiRaGe за это сообщение:
Да, что есть, то есть. Я когда переводил все это про лагерь, особенно со скелетами... Ух, слегка как-то было не по себе.
Quote (MiRaGe)
Особенно конец многообещающий!
Угу))
Quote (MiRaGe)
На самом деле, также хочется вернуться к контексту от лица Кэмерон, и посмотреть, что она теперь, одна, без помощи кого либо, собирается делать дальше. Ей также надо и себя спасти каким то образом. Посмотрел оригинал, и как я понял, это будет через одну главу.
Quote (molot18)
Ждем главы про Кэмерон
Глава про Кэмерон уже следудщая, седьмая. Кстати восьмая тоже, по крайней мере, частично. Седьмая в процессе перевода сейчас, а восьмую я так, глянул по-диагонали. Так что про Кэмерон дальше. Рассчитываю на следующей неделе выложить. Да, насчет спасения Кэмерон. Сделаю маленький спойлер. Судя из названия, полностью она востановится только в 26-й главе.) Я также еще чуток глянул... Мда, сцена восстановления довольно-таки интересная.
ЗЫ. Кстати, я когда переводил сцену в душе, то не мог мысленно не поставить Кэмерон пятерку за "отмазку" про то, что: "В будущем люди принимают душ вместе, чтобы экономить воду" Это классно, надо запомнить. А вот Джону неуд.
ЗЗЫ. Еще комменты автора интересно глянуть бывает (кстати, в этой главе я в конце сначала забыл его добавить). Он уже второй раз в отпуск отправляется по его сообщениям. До этого на Judgement’s Dawn он тоже отправлялся отдыхать)) Человек годами писал трилогию.
Эти пользователи поблагодарили пользователя miksamkhin за это сообщение:
*Ааа, раз следующая, то хорошо Надеюсь, что в свое время сможем дойти до 26 главы и далее *Насчет описываемой сцены в душе: при ее прочтении, я как раз также мысленно оценил энтузиазм Кэмерон на 5+, так что хвалю *Вот уж действительно "Работай упорно, отдыхай еще упорнее"- как было сказано в Judgement's Dawn! Автору поставил бы памятник, т.к. трилогия на самом деле шикарна!
Эти пользователи поблагодарили пользователя MiRaGe за это сообщение:
ОТ АВТОРА: Всем привет. Действительно, ОЧЕНЬ жаль, что ушло столько времени на постинг этой главы. Я был очень взбудоражен подготовкой к Майами, а затем ужасно страдал от последующего нарушения суточного ритма организма, что в сочетании с вновь начавшейся работой, оставляло мне очень мало времени или энергии, чтобы писать. Но теперь я вернулся к привычному порядку вещей и у меня появилось больше энергии для письма. Кроме того, прежде чем уйти, я распланировал чертовски много глав, что должно немного облегчить написание. В любом случае, надеюсь, вам понравится. --------------------------------------------------------------------------------------------- Гробовое молчание пустыни было разрушено, когда сверкающая серебром хищная птица парила по небу; пронзительный визг ее двигателей с изменяемым вектором тяги пронзил до того тихую ночь, когда машина низко пролетела над гладкой поверхностью пустыни, ее радарные датчики и инфракрасная, вращающаяся на 360 градусов, камера в носовой части постоянно искали угрозы или попутные цели.
Воздушная машина, хищник, воздушный убийца, как и другие ей подобные, господствовала в небе от имени своего хозяина. Она абсолютно неоспоримо летела над пустыней Невада к своему месту назначения. Локхид-Мартин/Калиба Системз Q-38 Охотник-Убийца, Серийный номер #425-77К, уже обнаружил и направился к трем отдельным группам людей на установленном для него пути патрулирования, использовав три из своих четырех бронебойных ракет Бримстон и все еще сохранив обе AMRAAM (Advanced Medium Range Air-to-Air Missile - Усовершенствованная Управляемая Ракета класса "воздух-воздух" средней дальности), аккуратно расположенные под короткими крыльями между двигателями и фюзеляжем. Предполагаемые человеческие жертвы: 31.
Если бы ОУ #425-77К был одарен своим создателем, Скайнет, интеллектом выше, чем у муравья-солдата или рабочей пчелы, то он, возможно, гордился бы своими достижениями в ту ночь. Он, возможно, радовался бы, что так хорошо служил своему хозяину, или чувствовал удовлетворение при ликвидации его наземных органических врагов. Однако, машина была слишком проста. Как бы то ни было, машина была просто бездумным, безэмоциональным дроном; автоматом. Она продолжила свой путь без каких-либо мыслей. Просто ища, бесконечно выискивая еще цели для нападения.
ОУ #425-77К полетел вперед над пустынной дорогой с несколькими брошенными автомобилями, разбросанными по ней. Он не обнаружил ни тепловых сигнатур, ни движения. Никаких признаков жизни; по крайней мере, никакой человеческой жизни, когда продолжил свой путь.
Когда ОУ улетел вдоль дороги из зоны видимости, движение на заднем сидении побитого серого седана, который видел лучшие времена еще до Судного Дня. Из уже открытой задней двери вытянулась миниатюрная рука и схватилась за крышу, после чего появилась голова, украшенная длинными локонами каштановых волос.
Кэмерон взглянула на уменьшающуюся фигуру дрона Скайнет в небе, когда он продолжил свой путь, и, уверенная, что он вышел из радиуса действия, чтобы увидеть ее, вылезла из машины на ноги. Она услышала машину прежде, чем увидела ее и быстро спряталась в автомобиле, неподвижно, как могли только машины. ОУ приблизился и улетел, не имея понятия о ее присутствии. Все ее процессы, работавшие быстрее обычного, замедлились до нормальных уровней, и она почувствовала что-то вроде облегчения. Ее недавние встречи с ОУ привели к тому, что она потеряла Джона и чуть не была взорвана на части ракетным огнем, и она начала ассоциировать ОУ с серьезным ущербом и болью - заставлявшими ее быть очень осторожной всякий раз, когда она слышала знакомый свист реактивных двигателей.
Несмотря на свое недавно развившееся отвращение к ОУ, в последние дни она нашла их полезными. Кэмерон искала по всему округу Кларк в Неваде, любые признаки Джона. Она скрывалась из виду всякий раз, когда приближался какой-либо самолет ОУ, но во время своих путешествий отметила, что многие пролетели в том же самом направлении. Она проследила за одиннадцатью отдельными воздушными патрулями, летящими по одной и той же траектории. Само по себе это не было необычным, но этот последний ОУ, как и остальные, мигал своими посадочными огнями на перевернутых V-образных рулях на хвосте, указывающими, что он или возвращался на какой-то аэродром или базы, с которой изначально отправился.
Кэмерон логически рассуждала, что Джон был или заключенным Скайнет, или встретился с другими людьми и снова боролся со Скайнет. В любом случае, он был бы внутри или вблизи военного объекта Скайнет. Следовательно, ее стратегия поиска Джона состояла в том, чтобы искать любые сооружения Скайнет до тех пор, пока она не найдет или его или человеческого солдата, который сможет отвести ее к нему.
Кэмерон вскинула на плечо свой мешок и штурмовую винтовку и зашагала в направлении полета ОУ. Она надеялась - чего раньше никогда не делала - что Джон был где-то в Неваде, скрывался, сражался, наряду с другими людьми. Он любил ее так же сильно, как и она его. Она это знала, и она знала, что он никогда не оставил бы ее одну по собственной воле. Таким образом, она не понимала почему, если он был где-то там, снова сражаясь с машинами, он не пришел за ней. Она знала, что гораздо вероятнее было то, что Джон был взят где-нибудь в плен, но она пока не видела никаких следов наличия инфраструктуры Скайнет для захвата и организованного уничтожения людей, ни каких-либо фабрик или трудовых лагерей, куда они были бы помещены для работы. Будучи машиной, она естественно рассчитала все возможности и вероятности, и ей причиняло боль понимание, что была вероятность - растущая с каждым днем - что Джон был мертв. Машины не убили его на месте, но она знала, что это ничего не значило. Джон мог сопротивляться своим захватчикам или попытаться сбежать, и то и другое привело бы к немедленной ликвидации.
Кэмерон изо всех сил пыталась заблокировать мысли, связанные с возможностью смерти Джона и продолжила путь по заброшенной дороге, пытаясь отвлечься от страданий и тоски, воспроизведением самых счастливых воспоминаний о ее времени с Джоном, как она непрерывно делала в течение всего ее поиска. Это не сильно помогало, и она продолжала думать, что ее воспоминания могут быть всем, что у нее осталось от Джона.
Кэмерон шла многие мили, постоянно ища движение или звуки любых угроз - патрулей ОУ, Т-2, Т-70...они были бы опасны, но также указывали бы, что она приближалась к базе, к которой летел ОУ. После часа ходьбы, единственное движение, которое она увидела, была пара койотов, дерущихся за мертвого кролика. Она мгновение смотрела, заинтригованная, сравнивая животных с гражданским населением в будущем. Туннельные крысы, или туннельные тролли, как называли их бойцы сопротивления. Они сражались насмерть за небольшое количество еды. Перед инфильтрацией в лагерь Коннора в 2027 и перепрограммирования Будущим Джоном, она однажды наблюдала за парой захваченных людей. Скайнет держал их голодными несколько недель. Т-888 бросил в их клетку старую консервную банку фасоли, а также шестидюймовый боевой нож, и Скайнет спросил ее через терминал, что, по ее мнению, произойдет. Она ответила, что для людей было бы логично использовать нож, чтобы открыть банку и разделить еду.
Она смотрела, как два человека напали друг на друга, сражаясь злобно, как животные, пока один не одержал верх, насмерть заколов своего спутника, и съел фасоль сам. Т-888 ждал, пока человек закончил есть, и затем убил его, сломав шею. В тот день Кэмерон узнала, что люди были непредсказуемы и при возможности легко могли стать дикими животным. Она идентифицировала более ста общих черт между человечеством после Судного Дня и койотами в пустыне, и знала, что без Джона все человечество уподобится им. Он был единственным, кто - как в будущем, так и в настоящем - сплотил остатки человечества, беря их из скавенджеров и туннельных крыс, и ковал из них бойцов, обучая их эффективно сражаться против Скайнет. Насколько Кэмерон интересовалась - независимо от своей программы - Джон был самым важным человеком в мире. Люди нуждались в Джоне Конноре, также как и она, и она сделает все, чтобы вернуть его.
Кэмерон шла на север, пока в поле зрения в сумеречном небе не появились здания. Она прочитала указатель на правой стороне дороги, когда подошла. Добро пожаловать в Кактус-Спрингс, Население 2215. Кэмерон никогда не слышала о Кактус-Спрингс, и никогда не видела настолько маленького города. Она вошла в город, минуя кварталы домов и усыпанные мусором дороги. Город был молчалив, мертв. Она слышала по ТВ о городах-призраках, и из того, что она видела и читала о них, Кактус-Спрингс соответствовал описанию. Сам по себе город был цел, но не было никаких признаков жизни и никаких тел на улицах. Кэмерон понятия не имела, что произошло в Кактус-Спрингс, но, что бы это ни было, она это пропустила.
Когда Кэмерон шла по небольшой улице, между двумя рядами маленьких, аккуратных домиков с садами, полными мертвых растений - убитых нехваткой солнечного света из-за ядерной зимы - она увидела в городе первые признаки сражения. Она увидела рассеянные по земле пятна, и используя свои сложные сенсоры ночного видения, чтобы видеть как при дневном свете, идентифицировала их как кровь - скорее всего человеческую. Множество пулевых отверстий в земле, стенах, дверях и окнах, указывало, что здесь были дроны Скайнет и сражение было односторонним. На дороге было несколько высохших пятен крови, но ни одной деактивированной машины.
Она продолжала идти по улицам, увеличв чувствительность глаз и ушей до максимального уровня, и держа свой карабин М4 направленным вперед. Она услышала сзади слабый звук быстрого бега, и молниеносно обернулась, поднимая вонтовку, когда пристально просканировала ряд домов, где обнаружила движение, переключаясь из нормального видения в инфракрасное и обратно. Она ничего не видела. Скорее всего, это было просто животное рылось с отбросах в поисках еды, ничего, что оправдывало бы ее беспокойство. Она продолжила идти через город в поисках каких-либо признаков базы Скайнет.
Через несколько минут она обнаружила один; низко над головой гудел Предатор, медленно летящий, будто в поисках чего-то. Кэмерон бросилась к стене и встала, как статуя, но она знала, что дрон заметил ее, когда он сделал круг и медленно полетел к ней. Она взглянула вверх и увидела, что он не был вооружен; разведывательный дрон. Она направила карабин в воздух и сделала три хорошо прицельных выстрела в низколетящую машину, отсекая ее крыло и отправляя штопором в землю. Кэмерон не праздновала убийство и не чувствовала восторга, как, возможно, сделал бы человек; Предатор был уничтожен, но он заметил ее скоро на пути сюда будут ОУ и наземные машины.
Кэмерон побежала быстро, но неуклюже - по-прежнему хромая не ее несоответствующем коленном суставе - и обогнула столько углов, сколько могла, меняя положение между ней и местом, где она была замечена, чтобы запутать любого преследователя, который придет за ней. Она слышала высокочастотный визг реактивных двигателей, усиливающийся по мере приближения ОУ с севера. Кэмерон бежала к ближайшему дому, на вид неповрежденному каким бы то ни было сражением в городе, и вошла на задний двор, держась подальше от главных улиц, где, скорее всего, патрулировали Т-1 и Т-2. Она слышала приближение ОУ, и также слышала знакомый тяжелый грохот протекторов. Как миниатюрный танк. Приближались Т-2. Она была не в состоянии бежать длительное время; она должна была спрятаться.
Кэмерон втиснулась в дверной проем в задней части домика, когда над головой пролетел ОУ. Более старые конструкции ОУ - первоначально разработанные для ВВС США для охоты за повстанцами - не были оборудованы мощными прожекторами, которые были у их более крупных аналогов из будущего, но все же имели внушительный арсенал датчиков, которые легко могли заметить ее, учитывая низкую высоту полета машины. Если Кэмерон пошевелится, то будет замечена. Если она останется на месте, то будет замечена. Ее М4 был в состоянии сбить гораздо меньшего Предатора, но ОУ был больше и проворнее, и был построен, чтобы легко выдерживать что-то в пределах огня штурмовой винтовки. Удачное попадание 40мм гранаты в один из двигателей могло бы сбить дрон, но также и привлечь к ее позиции еще больше машин. Она не знала, сколько там было машин и была ограничена в боеприпасах.
Кэмерон решила, что собьет ОУ и побежит через задние дворы квартала и перейдет к следующему, устанавливая большую дистанцию и углы между собой и машинами. Она знала, что это не очень походило на план, и в конечном счете не имело шансов на успех; она снова была в обороне, а машины будут продолжать искать, пока не найдут ее. Они, как и она, никогда не сдавались. Но у нее не было другого выбора; чем дольше она останется на месте, тем больше прибудет машин, и шансы них уклониться и дальше будут сокращаться.
Она очень медленно зарядила гранату в подствольник и начала нацеливаться на ОУ, отвернувшегося от нее и сканирующего другой квартал домов. Когда она начала прицеливаться, дверь, к которой она прижималась, открылась и она свалилась назад. Маленькие руки схватили ее мешок и резко дернули ее, втаскивая ее внутрь, кода она упала назад и приземлилась на спину, и тихо закрыли дверь.
Кэмерон осмотрела окружение и, приняв во внимание холодильник, духовку и несколько посудных шкафов, поняла, что была в кухне. Она встала, обернулась и увидела девочку-подростка, маленькую, стройную, немного ниже нее, и примерно того же возраста, на который она была спроектирована выглядеть; одетая в джинсы и темную толстовку с капюшоном, закрывавшим бОльшую часть ее головы. Не тактическая одежда, отметила Кэмерон. У нее были большие зеленые глаза, на кратчайший момент сосредоточившиеся на глазах Кэмерон, а затем быстро метнувшиеся влево и вправо, чтобы выглянуть в окно и заднюю дверь. Она продолжала держаться ближе к полу, на четвереньках, оставаясь ниже уровня окна, держась вне поля зрения машин. Девушка явно не была солдатом, но ее поза и движения были очень похожи на бойцов сопротивления и туннельных крыс в будущем, тех, кто уклонялся от машин всю жизнь.
«Кто ты?» подозрительно спросила Кэмерон, пристально глядя на девушку, втащившую ее внутрь.
«Не сейчас,» тихо прошипела девушка, переместившись из кухни в прихожую, она открыла дверь под лестницей и поманила Кэмерон внутрь. Кэмерон последовала инструкции и вошла в дверь, видя лестницу, ведущую вниз в подвал. «Туда,» сказала девушка, и последовала, закрыв за собой дверь, когда Кэмерон спускалась по лестнице в нечто, похожее на гостиную. Она увидела диван, телевизор, полку с DVD, маленький бильярдный стол в дальнем конце комнаты, и все принадлежности, которые были в домах нормальных семей. Отличали ее, отметила Кэмерон, матрас и одеяло на полу, и разбросанные по комнате банки и пакеты еды, а также вода в бутылках, аптечка первой помощи, и различное спасательное оборудование.
Девушка закрыла за собой дверь, когда вошла в комнату и задернула шторы, затем зажгла спичку и использовала ее, чтобы зажечь пару фонарей, в противоположных концах комнаты. Девушка сбросила свой капюшон и высвободила длинную копну темно-русых волос. Кэмерон нахмурилась в непонимании. Она не доверяла блондинкам. Райли Доусон и Джессика Морган, обе блондинки, и обе пытались встать между ней и Джоном. Она знала, это было нелогично, но уже насторожилась; она не позволит этой девушке встать на ее пути в поисках Джона.
«Кто ты?» спросила Кэмерон во второй раз, внимательно вглядываюсь в девушку. Она была не вооружена, слишком молода, чтобы быть солдатом, и, вероятно, не имела никакого боевого опыта или тренировки. Она была бы для нее не большой помощью против машин.
«Кортни,» ответила девушка, встав на колени к маленькой, портативной газовой плите и зажигая ее той же спичкой. Она поставила на плиту маленькую кастрюлю, налила немного воды и ждала, пока она закипит. «А ты?»
«Кэмерон,» ответила она. «Почему ты здесь?»
«Я здесь живу,» ответила Кортни, как будто это была самая очевидная вещь в мире. Она вытащила и груды еды плитку шоколада и бросила ее Кэмерон, прежде, чем разорвать два квадратных пакета и свалить их содержимое в кастрюлю, затем она вылила в смесь приправу. «Ты не здешняя, не так ли?» спросила Кортни. Кэмерон покачала головой, пристально смотря, что делала Кортни, с осторожностью и любопытством одновременно. «Тогда что ты здесь делаешь?» спросила Кортни.
«Я кое-кого ищу,» просто ответила Кэмерон, положив плитку шоколада в карман на бедре. Ее кожа полностью зажила и она не нуждалась в еде. Однако, ей нужна была вода. Ее топливный элемент работал на превышенном в несколько раз безопасном уровне и она нуждалась в воде для уменьшения внутренней температуры. Кэмерон взяла с пола и открыла одну из бутылок с водой и поднесла ее к губам, делая несколько больших глотков, не пролив ни капли. «Что это?» Она указала на кастрюлю, когда вода начала кипеть.
«Обед,» сказала Кортни. Она взяла вилку и воткнула ее в кастрюлю, вытаскивая немного волокнистых белых макарон. «Я люблю лапшу!» широко улыбнулась она. «Хочешь?»
«Я не голодна,» ответила Кэмерон, пытаясь понять, что Кортни здесь делала. Она сказала, что жила здесь. Жила ли она в этом городе или в этом конкретном доме, она не знала. Кортни, казалось, знала, как уклоняться от машин и двигаться осторожно, как боец сопротивления. Кэмерон кратко задалась вопросом, была ли она из будущего и продумывала ее допрос для получения информации.
Она просканировала комнату еще раз и поняла, что этот дом действительно был домом Кортни. Внимание Кэмерон привлекла стоявшая на полке обрамленная фотография с ней и мужчиной около пятидесяти. Судя по деревьям на фоне, фото было сделано снаружи, и она и мужчина были одеты в верхнюю одежду и шерстяные шапки. Оба выглядели счастливыми; на лицах обоих большие улыбки. Рядом была фотография Кортни и розовом платье, державшейся за руки с темноволосым мальчиком такого же возраста в черном смокинге. На еще одной фотографии был мужчина с первого фото в армейской форме, получающий то, что Кэмерон распознала как крест За выдающиеся заслуги и Пурпурное сердце. Xopoшo, подумала Кэмерон. Кем бы ни был этот мужчина, он был солдатом; он мог быть полезен.
«Кто это?» спросила Кэмерон, кивая на фото.
«Это мой папа,» ответила Кортни с печальным взглядом на лице. Она процедила лапшу – улавливая воду консервной банкой и высыпая лапшу в миску. Она наполнила рот и начала глубокомысленно жевать, наслаждаясь пряным вкусом лапши перед глотанием.
«Где он?» спросила Кэмерон.
«Я не знаю,» ответила Кортни, ее глаза поднялись, когда она положила вилку обратно в миску. «Он исчез три дня назад. С тех пор я его не видела. Я хотела пойти искать его, но он...сказал мне оставаться здесь.»
Кэмерон была уверена, что он был мертв, но ничего не сказала. Из прошлого опыта она знала, что людям нравилось верить, что их пропавшие близкие были живы, и не нравилось, когда говорили иначе. Она поняла, что это было то, что она делала с Джоном; искала его и игнорировала увеличивающуюся вероятность того, что он был мертв.
«Чем он занимался?,» спросила Кэмерон, глядя на фото на полке. Она чувствовала дискомфорт Кортни и решила, что так лучше продолжить разговор.
«Он был в армии, давным-давно. Он получил эти медали в Заливе, до моего рождения. Он не любит говорить об этом.»
Кэмерон кивнула, чувствуя внутреннее разочарование. Ее отец был ветераном войны. Он получил крест За выдающиеся заслуги. Отец Кортни был бы полезен.
«А что насчет твоей матери?» спросила Кэмерон.
«Я никогда ее не знала,» тихо сказала Кортни, вытягивая из миски последнюю лапшу и глотая воду. Хорошая черта выживания, отметила Кэмерон. Это сохранит гидратацию.
«Я сожалею,» сказала Кэмерон, не зная, что еще сказать. Семья Кортни напомнила ей Джона; он никогда не знал своего отца - кем бы он ни был - также, как Кортни никогда не знала свою мать. Кэмерон видела в глазах Джона печаль всякий раз, когда он говорил о своем отце, хотя Кэмерон никогда не спрашивала о нем или о том, кем он был. Будущий Джон никогда не говорил об этом, и она логически предположила, что ее Джон также не захочет об этом говорить.
«Что здесь произошло?» спросила Кэмерон.
«Ты имеешь в виду, с момента Судного Дня?» сказала Кортни. Кэмерон просто кивнула, положив винтовку на пол и сев. Кортни понадобилось несколько минут, чтобы взять себя в руки, а Кэмерон поставила свой мешок на диван и вытащила набор для чистки оружия, затем начала разбирать М4 и чистить и смазывать части, и внимательно слушала Кортни, также держа свои аудио сенсоры настроенными на любых приближающихся снаружи машин.
«В то время я работала в магазине своего папы. Работала там со школы,» вздыхала Кортни. «У меня не было денег, чтобы пойти в колледж, поэтому я просто работала в магазине. Нормальная жизнь, я думаю. Я работала в магазине, когда мы услышали по радио, что подверглись нападению. Мы не знал, что, черт возьми, творилось; мы думали, что это были террористы или что-то в этом роде. Потом мы услышали, что это было по всему миру, и мой папа сказал ‘вот оно’ ‘все кончено’. Он держал магазит открытым, нормировал еду и раздавал ее бесплатно. Он был таким, знаешь; всегда помогал людям.»
«Два дня спустя мы приводили в порядок магазин. Рутина, я полагаю. Ты должна сделать что-нибудь, правильно? Так что мы просто продолжали как обычно. Бомбы не ударили по нам, и мы не слышали ничего о том, что происходило в мире – радио вышло из строя спустя день после падения бомб. Как бы то ни было, папа и я были в магазине, когда услышали в воздухе самолеты, и взрывы в городском центре. Повсюду кричали люди. Папа схватил меня за руку, потянул меня в холодильник и закрыл за нами дверь. Мы пробыли там в течение двух дней, питаясь тем, что было в холодильнике, а затем, когда мы вышли…тела были повсюду. Весь город был мертв; из их глаз и ушей текла кровь. Это было ужасно.»
Кэмерон внимательно слушала, распознавая смерти, которые она описала. Ее городок, слишком незначительный и мелкий, чтобы впустую тратить ядерное оружие, был поражен нервно-паралитическим газом. Смерти были мучительными.
«Как бы то ни было, папа упаковал кое-какие припасы и мы вернулись сюда. Мы жили здесь некоторое время и все было в порядке. Мы слышали радиопередачи, говорящие, что власть захватили машины. Так что папа сказал оставаться внутри и мы будем в порядке. Спустя неделю или две мы услышали проезжающие поблизости автомобили. Они приезжали и уезжали, а на следующий день через город проехало множество машин. Мы вышли посмотреть, и другие люди, которые, должно быть, выжили, как мы. Они выбегали из зданий, и машины просто убили их всех, истребив их как жуков. У папы было оружие, но он сказал, что здесь мы ничего не сможем поделать, так что мы вернулись обратно и спрятались. Через несколько дней запасы истощились, так что мы вылезли, чтобы достать еду в других домах, и принесли ее сюда. Похоже, они больше в них не нуждались, поняли мы, поэтому взяли то, что нам было нужно, в подвал.
Затем мы скрывались несколько недель, машины были повсюду; на улицах, в воздухе. Они были повсюду»
«Почему?» спросила Кэмерон. Она не видела в Кактус-Спрингс ничего особенного. Это был, как бы назвал его Джон, захолустный городишко. Ни электростанций, ни заводов, ни аэродрома. Она не могла придумать никаких причин для того, чтобы машинам оставаться после уничтожения города. Обычно они зачищали зону и двигались к следующей. Машины действовали странно, и ей было любопытно, что они собирались делать.
«Я не знаю,» ответила Кортни. «Мой папа тоже хотел это знать. Он начал выходить по ночам, чтобы выяснить, что они собирались делать. Он говорил мне оставаться внутри, не идти за ним. Он сказал, что что-то нашел на школьном поле, он хотел узнать, что это было. Я...» Кортни сделала паузу, пытаясь побороть слезы, когда рассказывала Кэмерон свою историю. «Я больше его не видела. Я хотела пойти искать его, но машины были повсюду, и...Я была слишком напугана. Ты первый человек, которого я увидела с того момента, как папа исчез три недели назад.»
«Ты не можешь просто осматриваться повсюду ночью, как ты делала,» настояла Кортни. «Наземные машины еще ничего - мимо них легко проскользнуть - но ночью появляются все летающие, и как только они тебя увидят, то никогда не сдаются. Тебе повезло, что я раньше увидела, как ты шла через город.»
«Ты следовала за мной,» заявила Кэмерон, понимая, что то суетливое движение поблизости, которое она видела ранее, не было животным. Она ощутила движение, но фактически не видела, что это было. Очевидно, Кортни была высококвалифицированна в уклонении от машин и научилась в одиночку выживать в городе, кишащем ОУ и Т-2; Кэмерон осознала, что она могла бы быть намного полезнее, чем она сначала подумала.
«Я обыскивала дома в поисках еды, и пыталась набраться смелости искать своего папу, когда увидела тебя и услышала машины. Я поняла, что тебе нужно спрятаться.»
«Спасибо,» автоматически ответила Кэмерон. Она на самом деле была благодарна, что Кортни взяла ее в свой дом, зная, что в ее первоначальном плане была менее, чем 50%-ная вероятность ее выживания. Однако, ее собственное выживание было вторично; она пришла в Кактус-Спрингс, чтобы найти Джона. «Твой отец нашел людей; солдат, пленников Скайнет?»
«Нет,» ответила Кортни, не уверенная, куда клонит Кэмерон. «Мы никого не видели с тех пор, как машины всех убили. Папа сказал что нашел что-то, но никогда не говорил, что. Он вышел следующей ночью и не вернулся.»
«Кэмерон, я должна найти своего папу. Я не могу выйти одна с машинами повсюду, но сейчас ты здесь и у тебя есть оружие, мы могли бы ему помочь.»
«Мне тоже нужно кое-кого найти,» сказала Кэмерон, беря винтовку и мешок. Она не собиралась помогать кому-либо еще, кто просто лгал и использовал ее, препятствуя ее поискам Джона. Она знала, что к настоящему моменту машины перешли к обыску другой части городка, и она должна была уйти, пока их внимание было обращено к другому месту. «Я должна найти его, я не могу отвлекаться.»
Кортни уставилась на Кэмерон будто у той отрасли рога, глядя на брюнетку напротив нее и задаваясь вопросом, как она могла быть настолько бесчувственной и безразличной.
«Пожалуйста...» умоляла Кортни, выбрасывая руку и хватая запястье Кэмерон. «Он мне нужен; он все, что у меня есть.»
Кэмерон пристально смотрела на Кортни, принимая во внимание ее глаза, почти полные слез, наполненные отчаянием и страхом. Ее нижняя губа дрожала и она вся немного тряслась. Кортни отчаялась искала своего отца; так же отчаянно, подумала Кэмерон, как она сама пыталась найти Джона. Она не была бойцом или лидером, и последует за Кэмерон, если будет думать, что это приведет в тому, что она найдет своего отца. Она может использовать Кортни для помощи в поисках Джона. Девушка могла скрываться бежать и прятаться, а то и драться. Кэмерон по-прежнему могла слышать машины, рыскающих по небу и улицам. Кортни была еще одной парой глаз, и если машины найдут их, то она сможет пожертвовать Кортни, чтобы спастись. Она пожертвует ею, или кем-нибудь другим, чтобы найти Джона. Он был всем, что имело значение.
«Я помогу тебе,» сказала Кэмерон, сверкнув Кортни автоматической улыбкой. Кэмерон, в отличие от людей, была в состоянии вести учет своих запасов боеприпасов, когда была в них ограничена, и они заканчивались. Они долго не продержатся против тех ОУ, обыскивающих город сверху. «У тебя есть какое-нибудь крупнокалиберное или противотанковое оружие? Гранаты или ракеты были бы лучше всего.»
«В моем доме?» потрясенно ответила Кортни. «Мм, нет; кто хранит вещи вроде этих в своем доме?» Кэмерон сразу подумала о Саре Коннор; счета не всегда оплачивались и в холодильнике часто не было еды, но их запасы амуниции всегда поддерживались в хорошем состоянии.
«Что насчет боеприпасов?» спросила Кэмерон, вычислив высокую вероятность, что ее отец - бывший солдат - держал дома какое-нибудь оружие.
«Опять же,» сказала Кортни. «Дом, не склад оружия». По опыту Кэмерон, как из будущего, так и из жизни с Сарой и Дереком, дом и склад оружия часто были одним и тем же. В будущем, туннельные люди жили и также хранили там же оружие и оборудование, так что боеприпасы всегда были доступны.
Кэмерон не зацикливалась на том, что боеприпасов не хватит надолго, и просто обойдется тем, что у нее было. Они будут полагаться на скрытность, а к грубой силе прибегнут только когда подвергнутся нападению. Она была спроектирована как инфильтратор, а Кортни научилась выживать среди машин. Их шансы составляли пятьдесят процентов.
Кортни набила в мешок несколько консервных банок еды, бутылок воды, и небольшой набор шоколадных плиток, а также запасную одежду и аптечку, и другую утварь для готовки, еды и стирки. Она остановилась на полке со всеми ее фотографиями и быстро вытащила из рамки свое фото с отцом и сунула в свою сумку. Кэмерон было любопытно, как девушка была в состоянии так быстро и хорошо организовать себя и так быстро быть готова выдвигаться, когда не была солдатом. Большинство человеческих гражданских лиц, которых когда-либо встречала Кэмерон, были ужасно неэффективны в таких задачах. Большинство девушек, с которыми она была в школе, находились в уборных на тридцать процентов дольше, чем было необходимо. Кортни отличалась от большинства девушек, отметила Кэмерон.
«Мы должны уйти сейчас,» сказала Кэмерон, направляясь вверх по лестнице. «ОУ будут искать где-то еще. T-2 легко обмануть, мы сможем прокрасться мимо них.» Кортни, ранее читавшая Кэмерон лекции насчет выхода ночью, и, казалось, слишком напуганная, чтобы покидать дом после наступления темноты, фактически наступала Кэмерон на пятки до того, как она закончила говорить. Чтобы найти своего папу, она бы рискнула. Кэмерон пошла первой вверх по лестнице в кухню, с щелчком открыв заднюю дверь и выглянув. ОУ завис на расстоянии в милю, отвернувшись, его внимание привлекло что-то или кто-то еще.
«Иди за мной вплотную», тихо сказала Кэмерон. «Очень тихо.» Кортни ничего не сказала, только кивнула; после того, как машины обрушились на ее город, она быстро узнала ценность тишины. Машины не были безошибочны; если ты был тихим и быстрым, и очень удачливым, то ты мог выжить.
Кэмерон шла впереди с направленной вперед винтовкой и пальцем на спусковом крючке. Она настояла на том, чтобы вести, потому, что Кортни наверняка приведет ее прямиком к школе, чтобы найти своего отца, подходя ближе к машинам. Кортни подтвердила, что в городе не было никакого человеческого присутствия, так что Кэмерон больше не было интересно, и она хотела продолжить поиски как можно скорее. Она быстро и тихо прошла через заднюю дверь и сад - отметив сухую, мертвую траву на лужайке Кортни, как она очень тихо хрустела под их ногами. Для Кэмерон она звучала громко и чисто, и каждый шаг увеличивал вероятность того, что машинный патруль услышит их движения.
В нижней части сада был деревянный забор в шесть футов (1,82 метра) высотой. Не говоря друг другу ни слова, Кэмерон встала на колени рядом с забором и положила руки на свое колено. Кортни поняла, чего хотела Кэмерон и ступила на ее руки. Она легко подняла Кортни до вершины забора, и Кортни подтянулась и поднялась на вершину, тихо приземляясь с другой стороны, когда Кэмерон использовала свою здоровую ногу, чтобы с легкостью оттолкнуться и перелезть через забор. Они тихо побежали по следующему саду и снова сделали то же самое, повторяя те же самые действия несколько раз, пока не оказались в другой части квартала.
Оттуда, Кэмерон пошла впереди в быстром темпе, оставаясь в под прикрытием теней, где они были, и держались близко к домам вместо того, чтобы ходить по дороге в открытую. Она уводила их назад вокруг квартала туда, где она бежала, чтобы избежать патрулей Скайнет. Им удалось избежать каких-либо машинных патрулей во время своего пути. Дважды они слышали приближение машин, и просто ныряли в дом, пригибаясь близко в полу, и очень тихо и молча, ждали, пока они пройдут.
Кортни молча следовала за Кэмерон, когда они тихо пробирались через город. Она знала город лучше, и знала, как двигаться бесшумно и оставаться скрытой, но она за короткое время, что она знала Кэмерон, она узнала, что ее новая спутница была в этом намного лучше нее. Она точно не знала, кем, или чем была Кэмерон. Она двигалась как солдат, но была слишком молода; примерно того же возраста, что и она. Кортни позволила Кэмерон вести, зная, что Кэмерон, казалось, знала, что делала, и, похоже хорошо знала, как держать себя под контролем.
Она думала, что они следовали необычным маршрутом к школе - где, она сказала Кэмерон, ее папа вел наблюдение - но просто предположила, что Кэмерон следовала другим маршрутом, чтобы избежать столкновения с машинами. Кортни также задавалась вопросом, не потерялась ли Кэмерон, не зная города, как потерялась бы она, но Кэмерон двигалась так уверенно, без малейшего следа сомнения, что Кортни не думала, что это было так. Они несколько раз запутывали след и она доверяла Кэмерон. Но когда она увидела, что они были на дороге, ведущей из города в обширную открытую пустыню, дорожные знаки говорили им, что они покидали Кактус-Спрингс, она поняла, что что-то случилось. Они не шли в школу; они просто уходили.
Кортни схватила запястье Кэмерон и потянула назад, не достаточно, чтобы развернуть Кэмерон, но достаточно, чтобы привлечь ее внимание, таким образом она развернулась и безучастно уставилась на Кортни.
«Это не тот путь,» тихо сказала Кортни, смущенная.
«Мы должны продолжать двигаться,» ответила Кэмерон, отдергивая руку и снова поворачиваясь вперед.
«Нет,» отрезала Кортни, не в силах сдержать повышения голоса в гневе, ее руки сжались в кулаки и лицо покраснело. «Ты вообще не собиралась помогать мне найти папу. Ты лгала мне!»
«Прекрати говорить,» Кэмерон прищурилась и впилась взглядом в Кортни, чей крик, вероятно, предупредит машины об их присутствии. Она двинулась вперед, готовая убить Кортни в случае необходимости.
«Почему?» спросила Кортни, почти рыдая.
«Потому что машины найдут нас,» ответила Кэмерон. «Мы должны идти, сейчас же.»
«Нет, я не уйду без моего папы,» сказала Кортни, зная, что Кэмерон была права, и до смерти боясь быть найденной машинами, но отказываясь сдвинуться с места. «Просто помоги мне нейти его, а я помогу тебе найти того, кого ты ищешь.»
Кэмерон уже слышала это обещания раньше, от майора Скотта. Он использовал ее и манипулировал ею и из-за этого она чуть не была уничтожена и чуть не потеряла все шансы найди Джона. Она больше не собиралась заключать сделки с людьми.
«Это слишком опасно. Я должна найти Джона. Я не могу позволить, чтобы с ним что-то случилось.»
«Прекрасно, мы найдем этого 'Джона',» сказала Кортни. «Но только сначала помоги мне найти моего папу.»
«Твой отец мертв,» сказала, наконец, Кэмерон, зная, что шанс, что он был жив, был близок к нулю. Она не говорила этого раньше, зная, что люди не любят слышать такие вещи.
«Хорошо,» пробормотала Кортни, что-то внутри нее щелкнуло при комментарии Кэмерон. Она больше не чувствовала отчаянной нужды в помощи, зная, что не получит ее от Кэмерон. «Я буду искать его сама.»
«Машины найдут тебя. Ты не выживешь.»
«Мне плевать!» огрызнулась Кортни, разворачиваясь и идя обратно туда, откуда они пришли. «Он мой папа; Я не оставлю его здесь.»
Эти пользователи поблагодарили пользователя miksamkhin за это сообщение:
Это классно, надо запомнить. А вот Джону неуд. 
